– Ах так! – Яль-Мамыш терпение потерял, снял кольцо с пальца и попробовал жене надеть. Только та не дается, извивается, выскользнула из его рук и на порог кинулась.
Яль-Мамыш за ней. Видит, белый филин подлетел к Аниме, крылья свои огромные на нее опустил, словно саван белый накинул, в воздух поднял, от земли оторвал, полетел в сторону черного леса. Вдруг откуда ни возьмись ворон подлетает, а в клюве камень голубой держит, Яль-Мамышу подает.
– На, – говорит, – держи волшебный камень, что от главного ворона мой младший брат принес. Кинь его в филина. Если попадешь, то отступят чары от твоей жены, а нет, то простись с ней навек.
Яль-Мамыш камень схватил и чуть не вскрикнул – до того тот горячий, аж руку жжет, словно уголь из печи. А филин белый с его женой уже над соседним домом летит, собой луну закрыл, свет застил, еще немного, и не достать, не докинуть до него волшебный камень. Собрал Яль-Мамыш все силы, размахнулся, что есть мочи, молитву прошептал и кинул камень в того филина. Полетел камень, будто из пращи пущенный, воздух со свистом рассекает, позади себя свет яркий оставляет, догнал филина и прямо в голову ему угодил. Перевернулся филин в воздухе, вспыхнул ярким пламенем и на землю упал, лишь искры в разные стороны полетели-посыпались. Подбежал к тому месту Яль-Мамыш, а жена его Анима лежит, руки раскинув, и не дышит совсем. Подхватил он ее, в дом понес. Там уже родители проснулись, из своей спаленки выползли, плачут, понять ничего не могут, что случилось не ведают. Положил он Аниму на лавку, родителей старых успокоил, велел спать идти, сам сел рядом с женой и не знает, что делать, как ее в чувство привести. Тут вспомнил про кольцо, снял с руки, ей на палец надел. Она и вздрогнула, глаза открыла, спрашивает:
– Где это я? Что со мной было?
– Ничего, все прошло. – Яль-Мамыш ей отвечает. – Самое страшное позади, слава Аллаху, остальные беды сами как-нибудь переживем, все и наладится.
Встала Анима с лавки, к столу пошла. Яль-Мамыш присмотрелся, а жена-то не хромает больше! Выходит, спало с нее наваждение колдовское, прошла хромота. Обрадовался Яль-Мамыш, засмеялся, закричал на весь дом:
– Спасибо тебе, ворон, что помог со злыми силами справиться, расколдовал жену мою!
А вскоре Анима ему сына принесла, а через год другого. И зажили они не хуже других и были счастливы до самой смерти.
Эту сказку мне еще дед мой рассказывал, говорил, что в родне нашей кто-то был из рода Яль-Мамыша, на которого все несчастья разом обрушились. Но выстоял он и нам завещал от беды не прятаться, не бояться, а стоять против нее до конца, пока не одолеешь. А коль справишься с ней, себя пересилишь, то совсем иная жизнь тебе откроется, и добро, что сотворил, детям твоим передастся. С тем и живем, что слова стариков помним, чужого не желаем, но и свое не отдадим.
Малика, батыр Джафар и сизый голубь
Много красивых девушек среди нашего народа живет-встречается, матур-чибэр величается. За иными с других городов, издалека свататься едут, спешат, себя не щадят. А все почему? Своя жена – своя и краса. Красивая жена в доме, словно ясный месяц светит, сияет, добром и мужа, и детей освещает. С ней и жить радостно, а срок придет, и умереть нетягостно; и самая тяжелая работа не так трудна, коль добрая жена.
И болезней-хворостей меньше пристает, цепляется, коль человек в любви купается.
Только одному с женой радость, другому – горе, а иному и вдвое. Бывает, что красивая жена лишь себя любит-ценит, на мужа искоса глядит, дом худо содержит-ведет, а то и вовсе с постели не встает. Женская работа в доме что ветер в поле: на первый взгляд не видна, да цена велика. Одна хлеб спечет пышный, румяный, что карась икряный. А другая хлеб садит с дрожжами, а достает вожжами. Какой с нее толк-порядок, лишь в дому недоглядок. От такой жены лишь одни хлопоты да по дому топоты.
В давние времена в юртах Кульмаметьевских росла-подрастала у одного человека, прозываемого Фирас, дочь-красавица именем Малика. Личико у нее было круглое, слегка смуглое, кожа чистая, нежная, глаза как две смородины, волос что бархат черный, в косу скрученный, ручки тоненькие, пальчики розовенькие, ножки маленькие, голосок как у пташки лесной щебеток. Старших дочерей отец давно замуж выдал, хороший калым за них взял. А Малике все никак не мог жениха достойного найти-подобрать, за кого можно ее отдать: один шибко старый, другой – молод, а третий хоть собой хорош, обличьем пригож, да гол как сокол, на калым двух овец не найдет. Как с таким Малика заживет? А время тихонько-легонько день за днем, час за часом идет, и все Малика у отца в доме живет, никакой работы ей делать не позволяют, ни к печи, ни на скотный двор ее не пускают. Отцу с матерью красота ее на утешенье, родне да знакомым на загляденье.