– Лучше бы сестра к нам приехала сама из своего далека. Не хочу на лодке плыть, руки в воде мочить.
Принялись отец с матерью ее уламывать-уговаривать, на поездку настраивать. Едва сговорили, но все миром решили.
Вот утром на день следующий села Малика в лодку вместе с подружкой, соседской девушкой, взялись за веслица тихонечко, погребли полегонечку. Как от деревни чуть отплыли, за мыс крутой завернули, тут пэри вихрем на них налетел, весла из рук вырвал, далеко зашвырнул и погнал лодочку в даль дальнюю, в сторону незнакомую. Девушки плачут, кричат, руки заламывают, а толку никакого, коль не знаешь против врага заветного слова. Гнал пэри лодочку сперва по Иртышу-реке, потом по малой речушечке. Лишь кусты мимо них мелькают да утки серые из камышей вспархивают, испуганно крякают. Наконец в озеро лодка вплыла, въехала, полетела, словно под парусом, озерную гладь режет, девушек все дальше от дома уносит. Пригнал их вихрь к другому берегу, куда люди сроду не заходили, не забредали, судьбу не испытывали. Подняли девушки глаза, глянули, а перед ними на высоком бугре дворец стоит красоты невиданной: столбы, что крышу держат, резные, точеные, двери цветами чудными расписаны, крыша медью покрыта, серебряными узорами изукрашена. Тут сам пэри в молодца статного обернулся, к лодке по мосткам спустился, широко улыбается, низко кланяется:
– Добро ко мне в дом пожаловать, кушанья разные отведать, со мной побеседовать.
– Кто таков будешь, добрый молодец? Отчего мы тебя раньше не знали, в наших краях не видали? – Девушки его спрашивают, приглядываются, не знают, бояться им или радоваться.
– Я хозяин всех здешних озер и речек больших и малых. Один живу, иной родни не знаю, к себе гостей особо не приглашаю. Но вам рад, во дворец мой проходите, со мной трапезу разделите.
– Как же тебя звать-величать? – Малика его спрашивает. И по всему видать, что молодецкая стать ей по душе пришлась, на речи его ласковые сама поддалась.
– Имя мое знать не каждому дано, потому как оно заповедное, для других неведомое. Зовите меня просто Егет-удалец. А время придет, узнаете и имя настоящее, мне от роду завещанное.
Девушки спорить не стали, пошли за ним в дом-дворец, все одно деваться некуда, без весел не доплыть до родительского берега. А во дворце, в круглой зале, стол стоит преогромный, скатертью камчатой покрытый, с кистями золотыми по четырем углам. И уставлен тот стол яствами, кушаньями всяческими, чего и сам хан у себя во дворце не всяк день пробует-отведывает: тут и лепешки сдобные, баурсаки, сахаром посыпанные, изюмом изукрашенные, халва в золотой вазочке лежит, виноград сушеный с потолка висит, лепешки мятные горой насыпаны, хурма румяным бочком светится, арбузы, дыни ломтиками нарезаны, сами в рот просятся. Как увидели девушки такое знатное угощение всем на удивление, то обо всем и забыли, к столу подскочили, стали пробовать, по кусочку от всех кушаний отщипывать, отламывать, себе в ротик складывать. И до того они быстро наелись-насытились, что сами не заметили, как дремота их взяла, и уснули они прямо за столом.
Тогда Егет-молодец, как он сам себя звал-величал, перенес их в спальню, положил на перину пуховую, укрыл одеялом парчовым, а сам обернулся в белого голубя и полетел через озеро прямиком в дом старого Фираса. Девушки спят и знать не знают, ведать не ведают, что попали во дворец пэри, хозяина мест здешних, врага рода человеческого.
Ладно, день прошел, потом другой пробежал. Ждут родители от Малики весточки какой из селения старшей сестры, куда она с подружкой уплыла, да ничего не дождутся. Отправили соседнего мальчика в то селение узнать-разузнать, чем там Малика занята. Вскоре возвернулся он обратно и говорит: мол, сестра старшая дома сидит, младшую сестру в гости ждет, только ни вчера, ни ранее ее там не было.
– Как так? – Фирас вскричал, принялся на себе седые волосы рвать, пеплом посыпать, соседей скликать. И жена его старая на крыльцо выскочила, заголосила-запричитала, громко заплакала. Соседи сбежались на шум, жалеют стариков, а чем им помочь и не знают.
А тут пыль на краю селения поднялась, заклубилась, то Ахмад-бек со слугами скачет, за невестой спешит. Подскакал к крыльцу, грозно спрашивает:
– Больше недели прошло-минуло, как калым великий вам послал, все как Малика велела-заказывала: сто голов быков, два гурта коров, три стада коней вороных мастей, два сундука с серебром да шубу соболью при том. Почему невесту в дом ко мне не везете, а коль не желает, то калым не вернете?
– Какой калым, хороший господин? – Фирас удивился, на Ахмад-бека воззрился. – Мы ничегошеньки не видали, да мало того, и доченьку любимую потеряли.
– Быть того не может! – Ахмад-бека злость гложет. – Сейчас велю слугам все кругом обыскать, а как сыщут, то вас плетьми за обман наказать. Эй, слуги верные, воины примерные! Чтоб мигом невесту мою нашли, ко мне в дом увезли.