Отец его Сафи-бек умным человеком был, всякого в жизни повидал, много по земле ездил, путешествовал, разного от бывалых людей наслушался. Решил он подсмотреть за сынком, отчего он так долго в бане один остается. Как задумал, так и поступил. Сделал вид, что спать лег, свечу задул, а сам лежит тихонечко, ждет, когда Умар в баню отправится. Наконец услышал шаги, встал и следом за ним пошел, у дверей остановился, слушает, чего дальше будет. А тот как в баню вошел, на засов закрылся, фонарь на оконце поставил и принялся тихонечко, шепотком с кем-то говорить, беседовать.
Сафи-бек слушает, ничего понять не может. С кем сын его в такое время в пустой бане разговаривать может? Уж не заболел ли он, случаем, умом не тронулся ли? Подошел он к окошку, заглянул внутрь и… видит девушку красоты необыкновенной, которая напротив Умара сидит, ласково так ему улыбается. И самого Умара не узнать, словно подменили парня, так и сияет весь, как начищенный самовар. Подкосились ноги у Сафи-бека от увиденного. Никак он не ожидал от сына такого! Чтоб тайно от родителей ночью в свою баню девушку привести! Хотел вбежать, накричать на него, плеткой отхлестать, да только что-то остановило его. Шапку снял, вспотевшую голову отер, призадумался. «Нет, – думает себе, – что-то здесь не так. Видать, не простая та девушка в баню нашу заявилась, не буду спешить, торопиться». И потихоньку обратно в дом пошел.
На другой день рассказал он жене о том, что вчера увидел, та в слезы.
– Позор нам на всю деревню, – плачет, – как люди узнают, что мы в своей бане чужую девушку прячем-скрываем, как соседям в глаза глядеть станем?
– Погоди, не шуми, – Сафи-бек ей, – надо с Умаром поговорить, узнать, откуда она взялась, а потом уже думать станем, как дальше быть, что предпринять.
Позвали они сына, да и спрашивают у него:
– Скажи, сынок, а не пришла ли пора жениться тебе? Хочется нам на старости лет и внучат понянчить, на счастье твое полюбоваться. Может пригласить сваху, чтоб поездила по соседним аулам, селениям, поглядела бы, повыспрашивала у кого из почтенных людей дочки на выданье? Или у тебя самого кто на примете есть? – и внимательно так на Умара смотрят, ждут, что он им на это ответит.
А тот насупился, глаз не поднимет, говорит тихонечко так:
– Есть у меня девушка, только говорить вам о ней боюсь, не позволите мне ее в дом ввести, женой назвать.
– Отчего же так? Ты, Умар, знаешь, как дорог нам, и любим мы тебя, добра желаем. Хотим, чтоб счастливым был, прожил жизнь достойно. Расскажи, что за девушка у тебя такая? Почему познакомить с ней не хочешь? Откуда она родом? Кто ее родители? Не верится, чтоб у такого парня да невеста плохая оказалась.
– Нет у нее ни имени, ни родителей, – Умар отвечает, – живет она у нас в бане. Сама ко мне однажды вышла, и сразу мы полюбили друг друга, и никто мне больше не нужен, – сказал и улыбнулся светло, радостно, как давно не улыбался уже.
– Сирота она, что ли? – Сафи-бек спрашивает. – Кто же ее родители были?
– Ничего о ней не знаю и знать не хочу. Одно знаю, что люблю ее пуще жизни своей и до конца дней своих любить буду.
– Коль так, веди ее в дом. Поглядим на невесту твою.
– Спасибо вам, дорогие мои! – Умар, как такое услышал, обрадовался неслыханно и бегом в баню кинулся.
И нескольких минут не прошло, как увидели родители, несет на руках девушку, в простую мешковину завернутую.
– Это что же, у невесты-то и одежды приличной нет, коль он ее в мешковину завернул? – мать удивилась. – Откуда он ее такую взял только?!
– Подожди, сейчас все и разузнаем. – Сафи-бек жену остановил, чтоб раньше времени не наговорила чего.
Заглянул Умар в комнату и просит:
– Мама, дай девушке платье какое из старых своих, а то у нее самой надеть нечего. Неловко ее в таком виде вам показывать. Я ее и так почти что силой сюда принес, а то сама идти в дом никак не хотела.
Повздыхала мать, покачала головой, а деваться некуда, коль сами девушку в дом пригласить сыну велели. Пошла к сундуку, вынула платье из своих старых девичьих нарядов, в котором когда-то давным-давно ходила-щеголяла, протянула Умару.
– Пусть примеряет, может, и впору будет.
Вскоре ввел в комнату сын невесту свою. Мать с отцом как глянули, так и речь потеряли – никогда они такой красавицы в жизни не видели: фигурой стройна, волос как воронье крыло, синевой отливает, волнами по плечам струится, глаза, как камни драгоценные, сверкают, губы цвета вечерней зари алые, сочные, шея точеная, словно у дикой лани, в поясе тонка, что цветок майский. От красоты такой Сафи-бек с женой чуть дар речи не потеряли. Молчат. Умар первым заговорил:
– Вижу, понравилась вам, родители дорогие, невеста моя. Что же вы ее за стол не зовете, не приглашаете? Или поговорить с ней не хотите?
– Проходите, проходите. – Мать засуетилась, взяла гостью за руку, к столу провела, за угощениями кинулась.
Вот сели они вчетвером за стол, Сафи-бек девушку и спрашивает:
– Как гостью нашу зовут? Как обращаться к тебе, красавица? Да сразу расскажи нам, откуда ты родом, чьих родителей будешь, живы ли они, дай им Аллах многих лет жизни.