Сибирские сказания

К вечеру на «захарке» все правление до нас прикатило, механика с кином с собой везут, чтоб народу фильму про Чапаева показал, к уму народ призвал. Милиционер с кобурой на боку на двуколке объявился. Морда как у вурдалака, что по ночам в окошко стучится, задушить грозится. Пошли всем скопом по дворам, как на выборах хаживают. С кажного заявление берут о том, что из колхозу выходят и единолично жить станут. Да наш народец не так прост, как на поглядку глянется. Нас бумажкой на испуг не возьмешь, не состарившись, умирать не спешим. Народишко, он хоть и серый, да из себя сбойливый, не комар назойливый. Слово зря не обронит, а как скажет, так похоронит. Не гляди на лицо, а гляди на обычай. А обычай таков, что не любят у нас ни дураков, ни начальников.

В дом запустят, в передний угол посадят, папироску примут, в потолок папироску смолят, а сами слушают, как речи говорят, их стращают, пужают, а они в ответ лишь головами кивают. Мол, знаем, знаем сами, что кривы сани, да едут-то завсегда прямо.

И никто из мужиков нашинских бумажек тех не подписал, сколь милиционер не стращал, на темность, неграмотность свою напирали, но выйти на работу колхозную не обещали. А как с гостями любезными незваными попрощались, раскланялись, то кино смотреть пошли. Отчего ж не пойти, коль все одно привезли.

После кина председатель встает и пальцем на нас тычет: «Партийцам всем остаться для сурьезного разговору». Тем бедным и деваться некуда, назвался груздем, так и полезай в кузов, а то и без соли слопают. Нашинских трое на войне в энту партию записались, вот оне и остались.

Начали им мозги вправлять, в краску вгонять, на совесть наезжать. Молчать-то молчи, да куда велят, вороти. Ты хоть и молчальник, да все одно не начальник, а работу на тебя свесят, повесят, тащи хоть молчком, хошь тишком, а лишь бы сделано было.

Начальники потемну уехали, укатили, чего-то промеж себя решили. Утречком глядим-поглядим, а все трое партийцев скотину колхозную на пастбище погнали. Невеселые идут, топоры да пилы с собой несут. А после обеда обратно бегут, скачут, едва не плачут. Мужики их и поспрошают, чего вышло, случилось, не гора ли с яру свалилась?

А те им и отвечают: «Чужая изба засидчива, чужая жена переменчива, колхозная скотина не своя, а чужой хуже. Общая овечка волку добыча. Чего ту скотину стеречь, пасти, живот трясти. Изладили мы изгородь вокруг поскотины. Сколь годов собирались, а тут час приспел. Кто смел, тот и съел. Пущай вовнутри ходят, на посевы не заходят, а таскаться за ними по полям, по лесам негоже, себе дороже».

Им виднее, оне партийцы, с них и спросится. А к вечеру их бабы на телеге флягами громыхают, ляжками сверкают, на дойку поехали спелыми орехами. Коровушек подоили, молочко сцедили, обратно приплыли. И так пошло изо дня в день, топор и пень. Промеж слепых и кривой в чести. Глупый свистнет, а умный по-своему мыслит. Трое за весь наш колхоз управляются, в поле маются, а вся деревня промеж дворов землю роет, золото моет, клад ищет, а кто без дела – тот в небо свищет.

Я вам так скажу-доложу: то на общественной работе не надорвешься, не умаешься, день прошляешься. А своя убыли не знает, так замает, что хоть в гроб ложись, на образа крестись. Одно слово, надорвались мужики наши на земляных работах. Кряхтят, ругаются, спиною маются. Видано ли дело столь земли перелопатить, перекопать, в пыль размять. Нигде и травинки не оставили, все подчистую выбрали, через мелкое сито-решето просеяли.

Захар с Колькой сошлись, за бока держатся, лицом кривятся, стонут, как с-под медведя вылезли.

– Чего, друг Захарка, умаялся?

– Ой, умаялся, грыжа с-под ребер лезет, свету белого не вижу.

– И у меня та же беда незвана пришла. Я и ложку в руке не удержу, пальцы не гнутся, в щепоть не складываются сами, как лопата в кровавых мозолях, шкура с ладошек клочьями слазит.

– И много ли сыскал, друг Колька? Покажь тайком, не выдам.

– Если б сыскал, давно б показал. Только нет ничегошеньки, акромя дождевых червей в нашей земле, видать, не водится, не запрятано. Никак сбрехал нам заготовитель про самородок, попутал чего.

– А может, не там ищем? Я припоминаю, куры мои тем летом за деревню частенько ходили, там мусор на выпасе рыли.

– На выпасе говоришь? Да его и за десять лет не перелопатишь, там и загнешься. Ладно, есть у меня одна затея, как выпас проверить. Жди меня, к утру вернусь. – С тем и пропал Колька, про затею свою ничего другу не сказав.

А на другой день приезжает он на тракторе-экскаваторе с ковшиком сзади подвешенным. Кликнул Захара – и на выпас. Показали трактористу, где рыть, а сами с грабельками следом идут, землицу проверяют. Так весь выпас вдоль и поперек изрыли, что ни пешком, ни верхом не проехать, не пройти, хоть караул кричи. Ладно, что тракторист под вечер на старый пень наскочил, ковш набок сбил, машину свою покалечил, с тем и умотал обратно.