Сибирский эндшпиль

— Все, что им интересно — одежда, еще накраситься и — чужие деньги. Они ничего не соображают.

— Ну, моя-то была доктором генной инженерии. У нее была компания по изменению ДНК растений.

— Уродуют природу ради прибыли.

— Вам, кажется, это не нравится? Вы что-то имеете против того, чтобы накормить людей?

— Нет, против алчности и преступного корпоративного вандализма.

Мак-Кейн кивнул. Неожиданно у него пропал интерес поладить с Ноланом.

— Я, кажется, начинаю понимать, что за правительственным юристом вы были. Или вы и там провалились?

— Нет, я же сказал, что я вышел из игры, из всей прогнившей системы. Я эмигрировал — в Советский Союз.

Мак-Кейн с презрением взглянул на него.

— Ты хочешь сказать, сбежал.

Нолан вздохнул, как будто выражая понимающее терпение человека, слышавшего это тысячу раз, но все же знающего скрытую истину.

— Я не предавал мои принципы. — спокойно ответил он. — Американцы всю жизнь молились на свободу и право выбора. Вот я и реализовал свое право выбора. Мой выбор неправилен только потому, что вы с ним не согласны? — он наклонился ближе. — Никто из вас не понимает. Вам всем — нам всем промывали мозги. СССР — богатая и сильная страна. Люди довольны своим правительством, все сообща они строят мир будущего, мир основанный на равенстве и справедливости для всех. Эксплуатации и подавлению придет конец. Это и будет то, а что человечество боролось тысячи лет.

— И это меня ты называешь промытыми мозгами?

— Я просто знаю правду.

Мак-Кейн провел вокруг рукой, указывая на камеру, и подразумевая все остальное снаружи:

— Что ж, твоя вера вознаграждена. Почему ты попал сюда? Может быть, ты этого хотел? Отлично, веселись.

Он сделал движение, чтобы встать, но Нолан поймал его за рукав.

— Это другая история. Я думал, что понял философию социализма, но я ошибался. Мне доказали, что и у меня есть недостатки, о которых я не подозревал. Но они излечимы. Находиться здесь — это часть лечения. Лученко же говорил, что это не тюрьма. И я не думаю об этом, как о тюрьме.

— Да, это санаторий.

— Это процесс управляемого просветления — как в монастыре. Очищение.

— А зачем тогда гулаг и КГБ? Зачем этот рай обнесли колючей проволокой?

— Это временное явление. Когда мировая революция победит, это изменится.

— Чушь.

Нолан кивнул, словно ожидая такого ответа.

— Может быть, ты изменишь свои взгляды, пока ты здесь. — сказал он, поднимаясь. — Я просто хочу сказать, что если тебе захочется поговорить со мной, то я буду очень рад.

Мак-Кейн проводил его взглядом, когда Нолан возвратился в дальний конец камеры. Затем поднялся и пошел к своей койке. Мунгабо глядел на него сверху.

— Я так и думал, что не все американцы похожи на него. Мы с тобой, наверно, сможем подружиться. — он протянул Мак-Кейну руку с розовой ладонью. — Меня зовут Абел

— Лью.

— Я слышал, что ты из Айовы?

— Правильно.

— Когда нибудь видал, как играют "Нью Йорк Бирз"?

— "Чикаго Бирз". А Нью Йорк — Янкиз. Ты спутал, наверное.

— Просто проверял. Ты прошел.

— Это ничего не доказывает. Подсадной КГБист должен знать такие мелочи.

— Правильно, но проверка была не в этом. — Мунгабо улыбнулся. — Ты не поверишь, в какое дерьмо они верят. Настоящий русский, притворяясь американцем, не пожал бы мне руку.

Мак-Кейн усмехнулся в ответ. Действительно, настоящий КГБист должен бы знать, что дерьмо — это дерьмо, и распространенная точка зрения, что все американцы — расисты, используется ТАСС только для "домашнего" распространения. Это говорило и о том, что Мунгабо, вероятнее всего, тоже не подсадной.

12

Циркулярная пила врезалась в закаленный алюминиевый сплав с неприятным визгом металла о металл. Звук был тише, пока двигатель работал под нагрузкой, а когда конец уголка упал на кучу обрезков, фреза завыла опять. Мак-Кейн освободил заготовку из тисков и положил ее на стопку, которую должен был просверлить и очистить от заусенец Скэнлон. Затем он поднял очередную необрезанную заготовку и положил ее на станок, чтобы разметить и отцентрировать под пилу. Если он когда-нибудь выберется из Замка, решил Мак-Кейн, он купит себе водяную кровать, потому что уже видеть не может металлических кроватей. Он не мог представить, что можно делать на "Терешковой" с такой уймой металлических кроватей. Не собираются же они превратить всю станцию в тюрьму?