Сибирский фронтир

– Пленные коряки, – пояснил Коврижка.

– Женщины и дети?

Русский якут повёл плечом. В его жесте я не заметил ни злости, ни сочувствия.

Скоро мы встретили старшего Полосухина. Братья обнялись, переговорили. Ещё неделю назад Семён ушёл вперёд налегке. Судя по его короткому докладу, он опередил нас всего лишь на пару дней, но уже успел выправить нужные документы и договориться с портовым начальством, чтобы то придержало казённый корабль, стоящий на рейде. Теперь братьям осталось переправить на борт груз. Причём следовало спешить, так как, судя по разговорам, стоять на охотском рейде – забава со смертью.

Полосухины повернули к реке. Там, у самой кромки лайды, они держали собственные склады, хотя пользовались ими редко. Обычно товар сразу грузили в лодки и переправляли на корабль. Но теперь обветшалые сараи пришлось открыть, так как проводники отказались торчать на берегу дольше, чем занимает разгрузка. Как только караван встал, они засуетились, спеша освободить лошадей от поклажи. Как пояснил Коврижка, якуты не доверяли властям и справедливо опасались за судьбу животных, в случае если на них положат глаз охотники до дармового извоза.

Пока товар перегружали под навесы, я осмотрелся вокруг. Охотск по–прежнему не выглядел морским портом, тем более воротами империи. Обычный городок, каких полно на Волге или на Днепре или на любой другой русской реке. Лишь сопки, скрывающие вершины в тумане, нарушали образ русской равнины, а слабый йодистый запах и едва различаемый шум прибоя намекали на близость моря, которого я так и не разглядел.

Внимание привлёк длинноволосый человек лет тридцати, который появился возле складов одновременно с нами, а может даже чуть раньше. Он вертелся среди проводников, лошадей и кулей, будто лисица на подступах к птичнику и, судя по беспокойному виду, бросаемому на братьев, хотел о чём–то расспросить их, но не решался заговорить первым.

– Как жизнь, Данила? – видимо зная всех старожилов по именам, спросил Иван.

Тот отмахнулся, потом, указав на кули, спросил:

– Хлеб?

Иван кивнул.

– Почём? – спросил Данила.

– На Камчатку везём, – спокойно ответил Семён. – Здесь продавать не будем.

– Ну, хотя бы пудов сто уступите?

– Если по камчатской цене, уступим... – ухмыльнулся Иван. – По семи рублей за пуд бери. А дешевле смысла нет продавать. Мы уже и на счёт корабля договорились. Чего ради теперь от прибыли отказываться?

– По пять рублей я бы взял, – вздохнув, заявил Данила.

Иван усмехнулся.

– По пять я бы и сам взял, – сказал он. – За провоз полтора рубля с пуда казна взимает. Так что в Большерецке полтинник, а то и рубль с пуда прибыли набежит. Плохо ли?

– Набежит. Если доберёшься, через море–то, – не без вызова заметил Данила.

– Верно, – согласился Иван. – Только ведь мы так и так туда идём.

– На порогах месяц назад много лодок хлебных потонуло... – произнёс Данила, меняя интонацию на жалобную. – Говорят, теперь до зимы не будет ничего.

– Старая дорога надёжней, – согласился Семён.

На меня вдруг накатила тоска. Я так упорно стремился сюда, а, прибыв на место, малость подрастерялся. С чего начать, куда податься? Город совершенно чужой. Знакомых нет. Обретённые за время путешествия приятели разбегались как тараканы, застигнутые врасплох зажжённой спичкой. Якуты, разгрузив лошадок и получив от братьев окончательный расчёт, не собирались оставаться в городе и лишней минуты. Коврижка махнул на прощание рукой и конный отряд ушёл. Ушёл "огородами", стараясь миновать начальственный взор. Полосухины, пригнав откуда–то лодку, занялись погрузкой. По очереди они отправлялись к мифическому кораблю, всё ещё сокрытому в тумане вместе с морем и дельтой. Корабль стоял в нескольких верстах от берега, и работы братьям осталось часа на четыре, не больше, после чего уйдут и они. А я останусь один на один с фронтиром.

Не очень уютно себя чувствуешь в незнакомом городе, тем более таком маленьком и удалённом от центров цивилизации каким был Охотск. Дело усугублялось плохим знанием обстановки и эпохи вообще. Как браться за выполнение грандиозных планов, если мне элементарно негде остановиться. Нужно было с чего–то начать, ухватиться за ниточку, а я стоял на берегу, наблюдая за работой братьев, словно боялся расстаться с последними в этой части света знакомыми.

Что ж, когда приходилось путешествовать по тогда ещё экзотическому для меня зарубежью, в моём арсенале появилось универсальное средство вхождения в чужеродную социальную среду. Нужно просто засесть в ближайшем кабачке или кафешке. За кружечкой пива или чашечкой кофе можно послушать разговоры, почувствовать ритм города, его дух, а при удаче обзавестись знакомствами.

Младший Полосухин подсказал, где тут можно приткнуться.

– Вон корчемница, – показал Иван на убогий домишко, что стоял на холме чуть выше портовых амбаров. – Про "закусить" не уверен, но выпить завсегда хозяйка поднесёт.