Сибирский фронтир

– Записался в ясачные, – объяснил он. – Я ведь из переведенцев. Нас целую деревню сюда переселили, в землепашцы назначили, дабы мы тракту государеву провиант и подводы поставляли. По всей вот этой вот дороге расселили. А какая тут может быть пашня? Попробовали разок рожь посеять, но не вызрело ничего. Лето–то короткое.

Я машинально огляделся. Да уж, что верно, то верно, суровый край. Горы и реки большие и маленькие скрадывали простор, делили северное безбрежье на множество изолированных долин. Где–то здесь по одной из них протекал Оймякон. Река, а на ней возможно уже поставлен одноимённый посёлок, в моё время известный всему миру как полюс холода. А ведь есть и ещё один полюс холода, в южном полушарии, и ему суждено вскоре также стать русским владением. Видно такая уж карма у нашего народа, что он, сражаясь за место под солнцем, умудрился осесть на обоих полюсах холода, но не получить ни одного тёплого островка между ними.

– Из нашего починка все кто не помер, быстро разбежались, – продолжил печальный рассказ Коврижка. – Кто оленей пасти приспособился, кто в промышленники подался или в казаки, а я вот к якутам пристал.

– И что власти, не препятствовали? – удивился я.

– А кто там смотрит? – усмехнулся он. – Ясак от меня идёт исправно, служба ямская опять же. Что имя русское, так тут много крещёных, и прозвища русские прилипают, а на лицо никто и не смотрит. Тут такая мешанина из людей образовалась, что сразу не разберёшь. Иной якут в казаки записывается, иной тунгус в мещане выходит, а я, стало быть, в якуты подался.

– И что же, так и живёшь среди них?

– А чего не жить–то? Девку якутскую в жёны взял, дом в слободке поставил. Не хуже чем в деревне у себя устроился. Даже, пожалуй, лучше. Ни тебе хозяина, ни поборов. Шкурки сдал и гуляй на все четыре стороны. Конечно, на извозе казённом запросто голову потерять можно, зато и заработать случается, как вот сейчас. Что ж, живём помаленьку.

– А совсем без хозяев не желал бы остаться? – забросил я наживку.

– Как чукчи что ли? – усмехнулся фальшивый якут. – Оно может и славно, да только не привычен я к жизни такой. Была бы охота, к казакам ушёл бы.

Часть II. Кромка Империи. Глава восьмая. Туман

Часть II. Кромка Империи

… Даже само решение попасть туда, служит гарантией приключений. Это страна мужчин бородатых "по делу", а не велением моды, страна унтов, меховых костюмов, пург, собачьих упряжек, морозов, бешеных заработков, героизма – олицетворение жизни, которой вы, вполне вероятно, хотели бы жить, если бы не заела проклятая обыденка. Во всяком случае, вы мечтали об этом в юности.Олег Куваев. Территория

Глава восьмая. Туман

Охотск. Главный имперский порт на Востоке. Воображение рисовало уходящее за горизонт суровое море, кричащих чаек, огромные волны, взрывающиеся пеной и брызгами на прибрежных камнях; стоящие у пирсов корабли, суетящиеся команды. А главное я всегда представлял себе острог укреплением. Эдакий частокол с заострёнными брёвнами, или стена из срубов, башни, ворота.

Реальность оказалось несколько иной. Из тумана кончиком путеводной нити возникло начало улицы. Она тянулась вдоль реки, и я было решил, что мы ещё далеко от цели, и сделаем привал в случайной деревушке. Одно смущало – никаких селений на нашем пути не значилось. А когда якуты оживились, что проявилось в обмене двумя–тремя сдержанными фразами, когда чаще обычного зафыркали лошади, смущение переросло в подозрение.

Я посмотрел на Коврижку.

– Охотский, – весело кивнул он.

– А море тут хоть есть? – вырвалось у меня.

– Там, дальше, – фальшивый якут указал рукой куда–то в клубы тумана.

Караван спустился по склону сопки и втянулся на улицу. Она находилась на некотором возвышении, а ниже, возле самой воды стояли на сваях сараи, навесы и небольшие причалы с привязанными к ним лодками. Обычными речными лодками.

Из–за дворовых оград, из окон домов на караван смотрели люди. Они улыбались. Для них, живущих у самого краешка карты, любой караван – большое событие, а наш вообще мог стать единственным в это лето. Помнится, возле Кангаласского камня Иван говорил, будто из–за низкой воды в верховьях, по Лене ушло меньше половины судов.

Острог всё же появился из тумана. Махонький такой острожек. Я принял бы его за купеческий двор, если бы не казаки, расхаживающие вдоль стен.

Мы миновали острожек, и я вдруг заметил на пустыре стойбище. Оно выглядело нелепо, как выглядел бы цыганский табор на Красной Площади. Крытые шкурами землянки, костры, сидящие возле костров мужчины, снующие тут и там дети, женщины, несколько собак. Что они делают здесь?