Сибирский фронтир

–В торговом деле ничего лишним не бывает, – сказал Данила. – Чужие обычаи знать полезно. Чего можно делать, чего нельзя. Иной по глупости жизнь потеряет, а другого верное слово спасёт.

***

Лёд всё же тронулся. Пока охотское общество размышляло, перетирая сентябрьские тезисы, Окунев откопал где–то камчатского зверобоя по фамилии Оладьин.

–Василий человек опытный, – сказал он. – Сам с Камчатки, но не ужился с тамошними купцами, сюда перебрался. А работы пока нет – зима на носу. Для наших парней он чужак, как и ты, но дело исправно знает и по весне, вот увидишь, обязательно прибьётся к какой–нибудь артели. Так что подумай.

–И думать нечего, – сказал я. – Давай его сюда.

Они пришли одновременно. Камчатский зверобой могучим телосложением превосходил отнюдь не щуплого капитана. А в росте даже я, на что уж высокий по меркам восемнадцатого века, уступал ему добрый вершок. А уж весовые категории у нас точно были разные. Другого такого быка – поискать. Лицо Оладьина покрывали рубцы пережитой оспы. Зверобой вообще был некрасив внешне, однако источал какое–то располагающее к себе обаяние. Как сказали бы в мою эпоху, он обладал харизмой. Так что пустых разговоров мы не разводили, выпив по маленькой, перешли к делу и скоро ударили по рукам.

Ещё через день явилось трое из тех, что были на вечеринке. Бочкарёва я хорошо запомнил по пикировке с Дышло, а двух его молодых приятелей видел мельком. Они и без моей агитации подумывали наведаться к островам. Но до сих пор не решались, а вот теперь, поддавшись на провокацию, собрались поговорить подробнее.

–Предложение простое, – объяснил я. – Есть один островок с хорошей гаванью, где удобно отстаиваться и можно крепость поставить. Для начала. Припас там хранить, корабли чинить. А оттуда уже к соседним островам налегке выбираться.

–Котловой промысел дело такое, – сказал Бочкарёв. – У некоторых отсидеться за чужими спинами соблазн возникает. Когда случайно встречаются, да вместе промышляют, там смухлевать трудно. А если заранее договариваться, то всякое может быть.

–Смотрите сами, – пожал я плечами. – Мне всё равно. Хотите, крепость поставим вместе, а промышлять будем каждый по себе. Хотите, котёл организуем, по числу людей промысел поделим. Но мои условия твёрдые – диких не грабить и зверя на развод оставлять. Я надолго туда собрался.

Гости, не стесняясь моего присутствия, обменялись сомнениями. Присоединиться к походу они были готовы, но внести существенный вклад не могли. Шитики Бочкарёва и Топоркова хоть и носили гордые имена, сияющие как ордена на генеральской груди – "Станислав" и "Владимир" – изрядно обветшали и вряд ли без риска потонуть могли добраться даже до Камчатки. Третий же, Ясютин, этим летом вовсе остался без корабля.

–Совсем сгнило судёнышко, – признался он. – Но из ватаги человек десять осталось. Не разбежались ещё.

–А галиотом сможешь управлять? – спросил я.

–А чего же не смочь, смогу.

–У меня на второй корабль морехода нет. Пойдёшь? И для людей твоих на нём же работа найдётся.

–Это по найму что ли? – насторожился Ясютин.

–Если хочешь, я тебе с твоими парнями паи дам. Мне без разницы. Но это мало что изменит. Я на свои деньги корабли снаряжаю, со всеми сразу монетой расплачиваюсь, так что как ни крути, а большая часть паёв за мной будет.

–Подумаю. Ребятам расскажу, послушаю, что они скажут.

А ещё через день Данила привёл весёлого мужика лет тридцати пяти. Макар Комков не разбирался ни в мехах, ни в кораблях, ни в торговле, не умел почти ничего из того, что могло бы принести пользу здесь, на краю империи и за её краем. Но я взял его без раздумий, хотя бы за то, что, будучи крепостным, он сбежал от хозяина и одолел тысячи вёрст, сохранив при этом жизнерадостность, добродушие и веру в людей. Впрочем, у помещика Макар сидел на хозяйстве и мог пригодиться позже, когда настанет время обзаводиться этим самым хозяйством.

Дом Данилы превратился в настоящий офис. Ясютин в конце концов дал согласие и теперь торчал возле меня с утра до вечера, изучая карты и расспрашивая о планах. Сам хозяин натаскивал Комкова, рассказывая то о мехах, то о хлебной торговле. Часто заходили Окунев и Бочкарёв, забегал кто–то от Березина, регулярно наведывался Анчо. Впрочем, коряк, болтая всё больше о пустяках и рассказывая странные сказки, скорее стал исключением из рабочего ритма.

Наибольшее оживление в процесс привносил Оладьин. Он приводил много новых людей, настаивая на одобрении мной каждой кандидатуры. Камчатский зверобой стал настоящей находкой. Он вербовал людей пачками, причём делал это легко, как бы походя. Бывало, что утром называл новое имя, услышанное накануне в разговоре, а вечером уже приводил готового новобранца.