В Аремзянах последние несколько лет шло строительство нового храма, для чего собрали около двух десятков мужиков из соседних деревень. Летом, получив благословление владыки, на ней был водружен крест и состоялось торжественное освещение самой церкви. На богослужение пожаловал сам архиепископ Владимир и вместе с ним шесть городских протоиереев. Народу собралось неожиданно великое множество. Кто-то даже насчитал около двух тысяч. На ночь владыка пожелал остаться ночевать в господском доме и, поскольку стояла необычайная жара, несколько раз отправлялся искупаться на речку. Потом он вместе со всеми сидел за общим столом в простой домотканой рубахе с непокрытой головой и причмокивая губами, пил чай из блюдечка.
– Скажите, ваше высокопреосвященство, вы вот тут в Сибири не долго служите, а раньше, как мне известно, и в Петербурге, и в Киеве служили, – почтительно обратился к нему Иван Павлович. – Что можете про наш край заметить? Так ли здесь, как и в других местах, есть ли разница?
– Как вам сказать, мил-человек, оно и в столице увидеть можно различие, коль взять центр и окраины. Разный народец, а потому и обычаи у всех иные. То, думается, любому в глаза бросится: одни богатством своим избалованы, а иные – нищие, потому и ведут себя по-другому. А уж коли о Сибири спрашиваете, то край этот чудный, всего хватает. Может, потому и народ тут добрый, отзывчивый. Вон какой храм возвели. Любо-дорого посмотреть. И ведь почти никто, как супруга ваша сказывала, платы за труд свой брать не хотел. Иные еще от себя копеечку малую несли на колокола, на убранство, на иконы. В России тоже такое встречать доводилось. Но там все больше народ под своими господами ходит. Голову от земли не поднимает, что ему кто прикажет того и слушает. А тут все не так: каждый своим умом живет и решает. Это и хорошо.
– Не больно-то они кого слушают, наши архаровцы, – не согласился с ним Менделеев. – У них, мужичков наших, одна корысть на уме. Вот супруга моя о том много чего рассказать может. Ведь даже на жизнь ее покушались, до чего дело-то дошло… Но Мария и на этот раз не пожелала согласиться с мужем.
– То когда было, – пылко возразила она, – давно забылось. Зато теперь я с моими мужичками душа в душу живем. Они моему слову верят. И я их еще ни разочка не подвела. Коль сказала, что к такому-то числу заплачу им по ярлыкам. Значит, так тому и быть. А теперь хочу при новом храме воскресную школу завести, если вы, Ваше высокопреосвященство благословите.
– Господь благословит, – откликнулся владыка, – как можно отказать в благом деле. Свет просвещения должен веру людскую укреплять и по жизни вести. И тебе, рабе божьей, господь зачтет благие деяния.
В ответ Мария Дмитриевна лишь тяжело вздохнула и перекрестилась. Сидевшие чуть в стороне дети с интересом, не отводя глаз, смотрели на владыку. Тот заметил это и поманил младшего из них пальцем.
– Дмитрий, – ответил тот, не моргая глядя в лицо владыке.
– В гимназию, наверное, ходишь?
– Хожу, – кивнул мальчуган.
– Нравится учится?
– Нет, – спокойно ответил он.
– Это почему? – простодушно удивился владыка.
– Не интересно, скучно там, – охотно пояснил тот.
Тут уже спохватились его родители.
– Дмитрий, ты что такое говоришь?! – Мария Дмитриевна от волнения даже вскочила со своего места и притянула сына к себе. – Почему это тебе вдруг не нравится учеба в гимназии? Ты раньше никогда мне об этом не говорил. Может, мы не так что поняли? Неужели тебе не интересно, чему там учат?
Ее поддержал Иван Павлович:
– Тебе все это обязательно пригодится. Без этого никак нельзя. Что-то тебе все равно интересно?
Но Дима, видя их непонимание, молчал, повернув голову в сторону. Павел, до этого молчавший, решил поддержать брата и тоже подал голос:
– Мы это все уже знаем: читать умеем и считать, а там требуют, чтоб наизусть все учили.
Владыка с интересом слушал их и потом вступился за мальчиков:
– А я их понимаю. Мне тоже поначалу было не интересно и лишь потом стал понимать, что нужна система изучения хоть математики, хоть латинского языка. Неокрепший ум противится этому. Ему хочется чего-то нового, неизвестного. А большинство предметов скучны и однообразны. У нас в семинарии вся учеба велась на латыни, а потому мы не понимали и половины всего. Но благодаря этому я мог потом выучить любой другой язык и читать книги авторов на их родном языке. Но все это мне стало понятно далеко не сразу. Потому не будем так строги к вашему отроку. Я рад, что он честно ответил на мой вопрос, а мог просто соврать. Вот это главное.
Своими словами он снял возникшее напряжение, и родители успокоились, отпустив детей к себе. Но Мария Дмитриевна не раз потом вспоминала ответ сына и думала: «Ох, нелегко ему придется в жизни при такой честности. Но что делать, лучше жить, не кривя душой, а там, глядишь, господь его не оставит».
Глава восемнадцатая