Сибирский ковчег Менделеевых

Глаза Дмитрия Ивановича с годами стали постепенно слабеть, он начал плохо видеть и при чтении часто прибегал к большой лупе, кроме обыкновенных очков. Но так как глаза видели все хуже, то Дмитрию Ивановичу пришлось обратиться к специалистам. За границей ему сказали, что у него может быть темная вода, но в Петербурге покойный теперь профессор Костенич нашел, что это только катаракта, и что надо сделать операцию, и тогда Дмитрий Иванович с помощью очков будет опять хорошо видеть.

В 1902 г. зимой и в 1903 г. летом Дмитрий Иванович работал с секретарем.

Когда он уезжал из деревни летом 1903 г., он сказал соседям мужикам, провожавшим его:

– Ну, братцы, жив-то на будущий год еще буду, а уж видеть, может быть, и шабаш.

В это же лето в августе была свадьба второй его дочери Любови Дмитриевны, которая выходила замуж за поэта А.А. Блока, внука А.Н. Бекетова. Свадьба была скромная, семейная. Дмитрий Иванович во фраке, лентах и звездах со своими длинными седыми волосами и бородой имел то размягченное и нежное выражение лица, которое так шло к нему и выдавало наружу в таких исключительных случаях всю любовь его к детям.

Одно только грустно было на этой свадьбе, что он уже плохо видел и все искал то жену, то юную дочь свою, больше всех детей похожую на него чертами лица и синими глазами.

На свадьбе был и доктор Орлов, когда-то спасший его младшего сына.

Дмитрий Иванович терпеливо переносил свою временную потерю зрения, он был покоен и бодр. Он диктовал секретарю свои «Заветные мысли», слушал чтение вслух и клеил коробки.

Зимой 1903 г. профессор Костенич сделал Дмитрию Ивановичу в два приема блестящую операцию глаз на дому. И вскоре Дмитрий Иванович начал с помощью очков опять работать с прежней энергией и увлечением.

Юбилей. 1904 г

27 января 1904 г. Дмитрию Ивановичу исполнилось 70 лет и 50 лет его научной деятельности.

В этот день к нему одна за другой прибывали многочисленные депутации с адресами поздравить его с днем пятидесятилетия его трудовой жизни на ниве науки. Депутации были от университетов, от Академии наук, от ученых обществ, от Технологического, Горного и других институтов, от сослуживцев и сослуживиц по Палате мер и весов. Все было торжественно и трогательно, но юбиляр был расстроен и мрачен. В эту ночь началась наша гибельная война с Японией и часть флота нашего уже сильно пострадала. Сначала думали, что все суда наши погибли, и Дмитрий Иванович говорил все время только о войне, и плакал.

– А если англичане вступятся и в Кронштадт придут, и я пойду воевать, – говорил он.

Он получил в этот день более ста приветственных писем и телеграмм из всех частей света, кажется, и вскоре после юбилея начал отвечать на все приветствия, частью через секретаря, частью сам.

Он сказал как-то при мне, вскоре после юбилея:

– Не могу я напечатать в газетах, что не имею возможности поблагодарить лично, потому что я имел эту возможность.

При мне же ему принесли сразу 80 марок для ответов.

Кончина Дмитрия Ивановича. 1907 г

В половине декабря 1906 г. я получила письмо от Дмитрия Ивановича по делу и заплакала над ним, потому что оно было написано дрожащей рукой, и это меня испугало.

В последний раз я видела его 30 декабря в день рожденья его младших детей. После возвращения его из Канна я нашла его окрепшим и пополневшим с виду и обрадовалась, потому что до отъезда заграницу в эту осень он был очень худ и бледен.

За обедом Дмитрий Иванович был спокоен, говорил о предполагавшейся экспедиции Вельмана на воздушном шаре к северному полюсу. Он всегда интересовался этими экспедициями и сам одно время хотел отправиться к полюсу. Но меня немного обеспокоило то, что он сидел больше молча, не слушал наших разговоров и смотрел каким-то безучастным взглядом.

В первой половине января 1907 г. в Палате мер и весов был новый министр промышленности и торговли Философов; Дмитрий Иванович сам показывал ему все в Палате и, вероятно, немного простудился. Несколько дней он перемогался. Позванный врач Покровский нашел у него сухой плеврит. Дмитрий Иванович чувствовал себя плохо, но все продолжал работать и бродить.

Сестра Дмитрия Ивановича Марья Ивановна Попова, узнав о его болезни, приехала его навестить и нашла его очень бледным и слабым.

«Я вошла к нему, – рассказывала она, – он сидит у себя в кабинете бледный, страшный. Перо в руке.

– Ну, что, Митинька, хвораешь? Лег бы ты, – сказала она.

– Ничего, ничего… Кури, Машенька. – И он протянул ей папиросы.

– Боюсь я курить у тебя, вредно тебе.

– Я и сам покурю… И закурил. А перо в руке…»

Она зашла потом к нему еще раз и опять видит: едва сидит, и перо в руке.

Это перо в руке, точно ружье у солдата, смертельно раненого, но остающегося на своем посту до смены. К вечеру жена его едва уговорила его лечь на диван сначала, а потом в постель, с которой он уже не встал.

Последние слова, написанные им в неоконченной им рукописи «К познанию России» были: «В заключение считаю необходимым, хоть в самых общих чертах высказать»…