Сибирский ковчег Менделеевых

Накануне дня затмения, 6 августа, Дмитрий Иванович с своим старшим сыном Владимиром Дмитричем, тогда мичманом флота, поехал в Клин и остановился у тогдашнего городского головы Воронова. Жене же и всем нам он не велел ездить смотреть на полет, чтобы ему не волноваться: но жена и мы, родные его, жившие тогда в Боблове, решили его не послушать и поехали все в четырех тарантасах с ночи, потому что затмение должно было начаться, в 5 ч. утра. Дома остались только дети, прислуга и старушки: мать моя и мать Анны Ивановны.

Едва начало рассветать, когда мы выехали в осеннюю, уже холодную ночь. Когда же мы подъехали к пустырю в город, среди которого колыхался громадный желтоватый, наполовину наполненный газом шар, было уже совсем светло.

Огромная площадь глухого городка была сплошь полна народом: горожанами, дачниками, крестьянами и зрителями, приехавшими из Петербурга и Москвы в экстренных поездах смотреть затмение и полет. Мы стояли в большой толпе, и Дмитрий Иванович нас не видел. Около него был его сын, воздухоплаватель Кованько, тогда молодой офицер, и художник Репин.

Было около 5 ч. утра, но солнце скрывалось за тучами, было сыро, холодно и как-то жутко. Дмитрий Иванович был весел и спокоен. Шар надувался все больше и больше и походил на большую гору, веревки напрягались.

В толпе около меня стояло несколько мужиков. Вдруг слышу, как один из привезших нас Бобловских мужиков, Степан, которого Дмитрий Иванович любил за обстоятельность и добродушие, говорит со свойственной ему шутливостью:

– А я ему брат, Митрию Ивановичу-то.

– Ну, что врешь?

– Ей-богу, правда. Вот пойдет мимо, сейчас меня братом назовет.

Дмитрий Иванович в своем темном драповом пальто и круглой шляпе, из-под которой развивались его волнистые волосы, проходил как раз мимо Степана и заметил его.

– Ну, что, брат Степан? И ты смотреть, как полечу, – сказал он.

– Надо поглядеть, Митрий Иваныч. Дай вам бог… Час добрый!..

– Вот видите, рази не брат? – торжествующе сказал Степан, когда Дмитрий Иванович прошел. Кругом засмеялись.

Шар был готов. На небе стало зловеще темнеть. Толпа стояла молча. Кованько отдал последние приказания мужикам с топорами, когда рубить канаты, и влез в корзинку, Дмитрий Иванович последовал за ним. Но шар не поднимался.

Дмитрий Иванович что-то сказал Кованько. Кованько молча выпрыгнул из корзины, мы думали еще за каким-нибудь распоряжением, но канаты обрубили, и шар плавно стал подниматься в воздух. Дмитрий Иванович, стоя у борта корзины, улыбаясь и кланяясь, махал шляпой.

Шар стал быстро уменьшаться, Дмитрий Ивановича уже не видно. Вот шар уже маленькая точка, вот уже исчез в облаках. И в эту минуту настала зловещая коричневая, мутная тьма. На большой площади было тихо, слышен был только чей то испуганный вскрик и потом плач. С женой Дмитрия Ивановича сделалось дурно, она испугалась, что он, не умея обращаться с шаром, поднялся один.

Успокоившись немного, она поспешила уехать домой, к детям. А я и друг Дмитрия Ивановича, физик Краевич, остались у городского головы ждать известия.

В 5 ч. вечера только была получена телеграмма с какой-то станции Николаевской жел. дор. «Шар видели, Менделеева нет». Когда получилось это страшное для нас известие и К.Д. Краевич прочел его, он вдруг зашатался и упал в обморок, так любил он друга, своей юности: они вместе учились в Педагогическом институте. В 7 ч. веч. получилась наконец телеграмма от самого Дмитрия Ивановича: «Спустился благополучно в 9 ч. утра в Калязинском уезде Ярославской губ.».

Я сейчас же поехала в Боблово успокоить жену Дмитрия Ивановича. Там опять пришлось пережить тяжелые минуты. Анне Ивановне тоже сделалось дурно уже от радости, что жив и благополучен ее муж и отец ее маленьких детей.

Старший сын Дмитрия Ивановича поехал встречать отца в Москву и на другой день к вечеру привез его. Звон колокольца и бубенчиков тройки мы услышали издалека и выбежали на крыльцо встречать. Потрясенные нервы Анны Ивановны опять не выдержали, когда Владимир Дмитриевич первый вбежал на крыльцо и сказал: «Вот, привез вам воздухоплавателя». Анне Ивановне опять сделалось дурно. Двоюродные братья унесли ее поскорее в маленькую столовую, и там я с трудом привела ее в себя.

Дмитрий Иванович вошел в переднюю, и был слышен его взволнованный голос:

– Где Анна Ивановна? Где, она?..

В Клину местные жители сделали Дмитрию Ивановичу овацию на станции и по улицам, когда ехал, и хотели было выпрячь лошадей и везти его городом на себе, но он не позволил.

По соседним деревням потом бабы любили рассказывать, как «Митрий Иванович на пузыре летал и эту самую небу проломил, за это вот его химиком и сделали».

Болезнь маленького сына. 1889 г

Зимой 1888 года младший сын Дмитрия Ивановича, двухлетний Вася, серьезно заболел гнойным плевритом.

Ему была сделана операция, но ребенок все плохо поправлялся.