Сибирский ковчег Менделеевых

– Тоже мне, скажете, – перебивал его Рассказов, – сравнили божий дар с яичницей: губернатора с аптекарем! Вы еще генерала с углежогом каким сравните.

Этот их спор мог продолжаться часами, но сходились они в одном – все выпускники должны служить Отечеству и не прожигать бесцельно свою жизнь в праздности и безделье.

Глава девятнадцатая

…Однажды, возвращаясь от Рассказова, Менделеев возле храма Богоявления, где они когда-то венчались с Машей, нос к носу столкнулся с Дмитрием Васильевичем Корнильевым, своим тестем. Тот, судя по всему, не признал зятя и чуть посторонился, давая ему пройти.

– Мое почтение, Дмитрий Васильевич, – поклонился ему Иван Павлович, снимая шляпу.

Тот прищурился, постарался вспомнить, что за молодой человек перед ним находится, но не узнал и лишь сухо ответил:

– Рад приветствовать, только не имею чести знать вас. И извините, память уже не та.

– Да это я, Иван, муж вашей дочери, – попытался объяснить ему Менделеев.

Корнильев долго разглядывал его, потом кивнул, и даже скупая улыбка осветила его лицо.

– Ах, Маша, Машуня, давно не видел ее. Как она? Что не заходит?

Менделеев не стал напоминать, что та буквально вчера заглядывала к родителям, о чем вечером рассказала мужу, а просто вызвался проводить старичка до дома. Тот не возражал.

Их встретил чем-то озабоченный Василий, с которым они тоже теперь виделись редко, радостно раскинул руки для объятий, сказав:

– Уж не ждал, что Иван Павлович когда-то к нам пожалует. Проходите, дорогой шурин, всегда рады. Как раз чай поспел. Он помог отцу раздеться, но тот от чая отказался и тут же ушел в свою комнату.

– Как он? – спросил Иван Павлович, кивнув в сторону Дмитрия Васильевича. – Никакого улучшения, так память и не возвращается? Может, кто из молодых врачей что подскажет? Не пробовали показать?

Они прошли в гостиную, сели к столу, и горничная тут же принесла им стаканы с горячим чаем. На их голоса вышла Марфа Ивановна и, как обычно, прошла сразу к иконам, начала читать молитву. Потом села на краешек стула, глянула искоса на Ивана Павловича и спросила:

– Машуня здорова? А то, как мне показалось, недужится ей.

– Спасибо, все хорошо, иногда, правда, голова у нее побаливает. Но быстро проходит. Морозы стояли, потому остерегалась часто из дома выходить. Вот и вы бы к нам заглянули когда, тут ведь совсем рядышком.

– Я бы рада, только ноги совсем не ходят. На престольные праздники до церкви дойду когда, и то с трудом. Годы, они берут свое, – вздохнула Марфа Ивановна.

– Иван Павлович предлагает отца молодым врачам показать, может, помогут чем, – подал голос Василий.

Но потому, как он произнес эту фразу, было ясно, что говорили они об этом ни один раз, но все напрасно. И Марфа Ивановна лишь подтвердила предположение Менделеева.

– А чем врачи те помочь могут? Порошки какие дадут. Да что только мы ему не давали, кого только не звали: и бабок разных, и батюшки были, и монах один хаживал, псалтырь читал по многу раз. Нет, ничем, видать, ему не помочь уже. Я вам так скажу: коль бог определил ему такой удел, так тому и быть.

Василий был не согласен с ней явно, но промолчал, понимая, что спорить бесполезно. Он глянул на Ивана Павловича, который тоже пребывал в нерешительности, и предпочел не возражать хозяйке дома. А та продолжала:

– Мне-то давно понятно, за что ему участь такая выпала. Еще муженьку покойному сказывала, чтоб не связывался он с той штуковиной, через которую книжки безбожные производил. Ан нет, и слушать меня не хотел, все по-своему норовил повернуть, да деньгу лишнюю заработать. Думал через то сто первым богатеем сделается, а оно вот как обернулось…

– Что ж тут плохого? – с недоумением вставил слово Василий. – Книги на Руси печатать еще во времена Ивана Васильевича Грозного начали. Как же без них?

– Ладно б божественные, а то ведь срамота одна. Глянула я одну, хоть и в грамоте не особо сильна, и плюнула. Ничего там доброго нет. О блудных девках и мужиках гулящих пропечатано. В руки брать и то неловко…

Менделеев хотел было заступиться за покойного типографа, но заметил, как Василий подает ему знак молчать, и лишь тяжело вздохнул.

– Вот через эти книжки свои он в полное разорение и вошел, а потом и совсем слег да и помер. Царство ему небесное, – продолжала Марфа Ивановна. – А вслед за ним и Дмитрий, сынок наш старшой, по той же дорожке протоптанной идти решил, да господь остановил его, не дал богопротивным делом заниматься.

– Ой, бабушка, не права ты. Отец как раз издавал книги на христианские темы, – возразил Василий.

– Не может быть, – не задумываясь ответила та. – И о чем же они? Ответь мне, внучок.

– Об истинной вере, Воскресении Христа. Автор, правда, немецкий, но перевел его наш владыка Антоний.

– Это какой же Антоний? Который до нонешнего был, что ли?

– Он самый, – кивнул Василий.

– Ни за что не поверю. Не таков он человек был, чтоб немецкие книги читать. Они же ненашенской веры, не наговаривай зря на праведного человека. Добрый владыка был, не чета нонешнему.