Читаем Сибирский рассказ. Выпуск III полностью

— О! Заторопился он! Что мне, Василий, вчера Валька, секретарша директорова, говорила! С самого утра, говорит, директор и парторг как начали возмущаться, как начали. Мол, на весь район Валов опозорил. В народный контроль, потом в редакцию звонили. Полдня разбирались. Вот сегодня-то и напечатали. Оказывается, это заринский Валов-то, Витька. Его Мишка Котов хорошо знает. Говорит, пропойца и вор…

— Вот видишь. Наши мужики даже заринских хорошо знают. А ты меня — нет.

— Как это — нет? — не поняла Наталья, но тут же сообразила, что имеет в виду Валов, посуровела. — Знаешь, Василий, ты на меня не сердись. Ну, кто я или Колька мой? Кто нас послушает. Мы люди маленькие…

— Но люди же? Хоть и маленькие.

— А у парторга с директором — власть. Это их дело — разбираться да добиваться.

— Их, — согласился Василий. — Понятно, их. А если б ни директора, ни парторга не было? Тогда бы как?

— А куда они денутся? — вытаращила глаза Наталья.

— Никуда, конечно, не денутся. Я говорю: если бы. Если бы их не было? А были бы только ты, я, Колька… Ну все, кроме начальства. А?

— Ты выпивши, что ли?

Василий не стал больше ничего говорить. Расписался в ведомости, сунул деньги в карман полушубка и вышел на улицу. Возле крыльца стояло несколько мужиков — откуда взялись, ведь только что никого не было, — среди них Колька Басов и Иван Кудинов. Увидели Валова — загалдели, загудели.

— Тебе, Васюха, почет и уважение. Уже каждый день пишут.

— Скоро про тебя роман составят.

Иван Кудинов пробасил:

— Вот и все ясно стало. А ты переживал. Да иначе и быть не могло.

— Правду кривда не заслонит. Молодец, Василий. — Колька Басов ухватился за Васильеву руку, потряс ее.

— Вспрыснуть это дело. Как раз получка. А, Василий?

— Да нет. Устал, — уклонился Валов и зашагал вдоль улицы.

Проходя мимо дома Свистунова, подумал о Петре: «Ты тоже поздравлять будешь?»

Только подумал так — увидел Петра. В пиджаке, без шапки он выходил из двора Валова. В руках газетка.

— Хо! Идешь? Да ты, брат, приосанься. Вот, тут написано…

— Знаю.

— Уже? А я только что прочитал — и сразу к тебе. Вот ведь сукин сын! Напутал. Но разобрались. Есть правда.

— Куда б ей деться… А ты раздетый-то не стой. Ветрище вон какой — продует, — намекнул Василий.

Петр намека не понял.

— Да ни хрена со мной не сделается.

— А я что-то уморился. Пойду…

Валов в самом деле почувствовал себя теперь, когда все кончилось, разбитым, уставшим. Он не стал ничего делать по хозяйству, не стал ужинать, не смотрел телевизор. Он лежал на диване, подложив под затылок ладони, смотрел в потолок и думал:

«Какие мы все… Но, все-таки, почему мы такие, а?..»

Борис Лапин

ГРЯДЕТ ВСЕМИРНОЕ ПОТЕПЛЕНИЕ

Многие помнят еще то время, когда наш институт, только-только отпочковавшийся, переживал период становления.

Именно тогда были заложены основы научного направления, которое мы разрабатываем, и укоренялись нравственные и житейские кормы, которым следуем до сих пор. Коллектив наш был маленький, компактный, и все знали друг друга не только в лицо. Лаборатории размещались в тесном старом корпусе, как солдаты в строю — чувствуя плечо соседа, а рядом с главным зданием, даже на улицу выходить не надо, в деревянном пристрое было общежитие, то есть не столько общежитие, сколько предельно уплотненное жилье всех тех ценных и уважаемых сотрудников без чинов и степеней, кому город не смог сразу предоставить квартиры. Этой теснотой и малочисленностью, близостью жилья, возможностью без отрыва от производства собрать друзей на чай, а то и чего покрепче, и объясняется атмосфера теплоты и доверительности, сложившаяся в институте еще в те времена.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибирский рассказ

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза