Сиддхартха

In a lake of reeds, he saw the pike hungrily hunting for its dinner; propelling themselves away from it, in fear, wiggling and sparkling, the young fish jumped in droves out of the water; the scent of strength and passion came forcefully out of the hasty eddies of the water, which the pike stirred up, impetuously hunting.	Он видел, как в поросшем тростником озере охотится терзаемая вечерним голодом щука, как в страхе убегает от нее молодая рыба, выскакивая из воды, сверкая на воздухе чешуей. Силой и упорной страстью веяло от быстро расходившихся кругов, поднятых на воде стремительным преследованием охотника.
All of this had always existed, and he had not seen it; he had not been with it.	Все это всегда было, да он-то ничего не замечал -он был слишком далек от всего этого.
Now he was with it, he was part of it.	Но теперь его интересовало все, что его окружало, он сам был частицей окружающего мира.
Light and shadow ran through his eyes, stars and moon ran through his heart.	Через его глаза проносились и свет, и тень, месяц и звезды проходили через его сердце.
On the way, Siddhartha also remembered everything he had experienced in the Garden Jetavana, the teaching he had heard there, the divine Buddha, the farewell from Govinda, the conversation with the exalted one.	Дорогой Сиддхартха припоминал все то, что пережил в саду Джетавана; ученье, которое он слышал там, божественного Будду, прощание с Говиндой, разговор с Возвышенным.
Again he remembered his own words, he had spoken to the exalted one, every word, and with astonishment he became aware of the fact that there he had said things which he had not really known yet at this time.	Вспоминалось ему каждое слово, сказанное им Будде, и с изумлением он заметил, что высказывал тогда мысли, которых, в сущности, еще не сознавал хорошенько.
What he had said to Gotama: his, the Buddha's, treasure and secret was not the teachings, but the unexpressable and not teachable, which he had experienced in the hour of his enlightenment-it was nothing but this very thing which he had now gone to experience, what he now began to experience.	Ведь он сказал Гаутаме, что его, Будды, сокровище и тайна не в учении, а в том невыразимом и непередаваемом словами, что им когда-то пережито было в минуту просветления. Но ведь он затем именно и идет теперь в мир, чтобы пережить подобное же самому; да он уже и сейчас начал переживать это.
Now, he had to experience his self.	Самого себя он должен теперь переживать.
It is true that he had already known for a long time that his self was Atman, in its essence bearing the same eternal characteristics as Brahman.	Правда, давно уже он знал, что его Я - есть Атман, что оно той же вечной субстанции, как и Брахма.
But never, he had really found this self, because he had wanted to capture it in the net of thought.	Но никогда на самом деле он не находил этого Я, потому что хотел уловить его в сеть мысли.
With the body definitely not being the self, and not the spectacle of the senses, so it also was not the thought, not the rational mind, not the learned wisdom, not the learned ability to draw conclusions and to develop previous thoughts in to new ones.	Если, бесспорно, не тело было этим Я, и не игра чувств, то им не были также ни мысль, ни ум, ни заимствованная от других мудрость, ни таким же путем приобретенное искусство выводить заключения, ткать из продуманного новые мысли.
No, this world of thought was also still on this side, and nothing could be achieved by killing the random self of the senses, if the random self of thoughts and learned knowledge was fattened on the other hand.	Нет, и мир мыслей принадлежит еще потустороннему, и нет никакой пользы убивать случайное "Я" чувств, чтобы взамен усиленно питать случайное "Я" мыслей и приобретаемого от других знания.