Такое прекрасное, удивительное, чужеземное слово. Когда мы впервые на Октавии заговорили о нем, Кэл сказал, что подходящего для него определения на человеческом языке нет. Теперь он, глядя на меня, молча предлагает мне свое сердце, как делает это каждый день. И в это мгновение я осознаю: быть может, я и не сильдратийка и никогда не испытаю Тягу, но знаю, каково это – любить. Я приняла его сердце и отдала ему свое взамен.
– Прости, – говорю я.
На свете не найдется такой вселенной, где бы я была сильнее без него.
– Я не могу, – заявляю, поворачиваясь к Эшу.
В Эхо воцаряется звенящая тишина. Я чувствую позади себя биение сердца Кэла, ощущаю, как от этих трех слов по всему пространству пробегает рябь.
– Я не буду, – говорю я.
– Нет, – не уступаю я.
Нет.
Я не стану делать того, что хочет Эш.
Не потому, что отказываюсь жертвовать собой.
Не потому, что боюсь.
А потому, что каждая минута, проведенная здесь, в обучении и рядом с Кэлом, привела меня к неизменной глубокой истине. Возможно, завтрашний день и стоит миллиона вчерашних. Но завтрашний день без него не стоит ничего.
– Это мы еще посмотрим, – говорю я.
– Все верно, – киваю я. – Но еще я Аврора Цзе-Линь О’Мэлли.
Я беру Кэла за руку.
– И я готова бороться за свою любовь.
Я беру верх над своей силой. Как только я желаю уйти, образуется разрыв, раскол, появляется трещина – широкая, как небо, и глубокая, как вечность. В мгновение ока, всего за один стук сердца, его и моего, Эхо исчезает, и мы возвращаемся в наши тела на борту «Нуля».
Первое, что я чувствую, до того как открываю глаза, – его ладонь в моей.
27. Тайлер
Некоторое время спустя Саэдии приводят обратно в камеру.
Дверь открывается, и пехотинцы швыряют обмякшее, обессиленное тело на палубу. При виде нее и от звука, с которым она ударяется о пол, внутри меня все сжимается. Медицинские бинты с ног сорваны. Синяки на бедрах поблекли, однако на лице красуются свежие кровоподтеки. Губа разбита, глаз заплыл, одна рука прижата к ребрам. Черная полоса краски на глазах и губах смазана и течет. Безупречные косы расплетены, отчего завеса черных волос падает ей на лицо, когда она пытается встать.
Я поднимаюсь на ноги, свирепо глядя на пехотинцев. Саэдии – вражеский офицер. Темплар Несломленных. Я видел количество убитых во время боя на «Андараэли». Знаю, что большинство этих пехотинцев наверняка потеряли друзей в том бою. И все же существуют определенные правила. Черта, которую нельзя переступать. В этом, видимо, и заключается разница между ними и нами.
– Дыхание Творца, что вы сделали с ней?
Пехотинцы даже не удостаивают меня взглядом. Дверь бесшумно закрывается, и мы с Саэдии остаемся одни.
– Давай, – бормочу я, наклоняясь к ней, чтобы помочь. – Позволь мне…
–
Саэдии делает глубокий вдох, пытаясь прийти в себя. Я не сразу улавливаю, но, могу поклясться, слышу, как из ее горла вырывается слабый, сдавленный всхлип.
– Ваше с-солнце сгорит, – шепчет она. – Вся ваша… м-мерзкая р-раса…
Она шипит, пытаясь сесть. Ее руки и тело дрожат от усилий, с губ слетает прерывистое дыхание. Но движение оказывается ей не по силам, и она падает. Я ощущаю укол жалости, меня накрывают волны стыда. Это сделали с ней терране. Мой народ.
Да, безусловно, она враг. Да, она бросила меня в яму на съедение рептилоидной машине для убийств. Да, ее товарищи ответственны за гибель десятков тысяч терранских солдат, в том числе моего отца. Но, если попытаться, можно услышать у себя в голове его слова. Слова, которые отец внушал мне с тех пор, как я был еще совсем маленьким.
Быть лидером – значит показывать пример. Быть лидером – значит быть человеком, за которым хочется следовать.
Из своего опыта общения с Кэлом я знаю, что прикосновение для сильдратийцев – очень серьезный шаг. Но я не могу оставить ее истекать кровью на полу. Поэтому быстро подхватываю на руки. Саэдии оживляется, острые зубы показываются из-за спутанной завесы темных волос. Боясь, что она может еще сильнее ранить себя, я крепко держу ее. Слова, которые она цедит сквозь стиснутые зубы, вторят ее мыслям в моей голове.
– Успокойся!
– Дыхание Творца, да отпущу я тебя, расслабься!