— Нет, мы не занимаемся искусством с точки зрения эстетической. У нас музыка нарочито примитивна. Рок для нас — это средство борьбы, шок, эпатаж, революция, прорыв в запредельный уровень. А если рок не революция (как у нас сейчас) — это уже, извините, эстрада, попс, это MTV… А ради искусства — уж лучше спортом заниматься.
Ну ладно, песни ГО — это средство борьбы. Но вышла книга «Русское поле экспериментов». В ней стихи Яны Дягилевой, Кузьмы Рябинова и твои. Интересно, как ты оцениваешь свои стихи. Мне, например, слышны в них отголоски поэтов Серебряного века, опоязовцев, обэриутов…
Так получилось, что обэриутов я поздно начал читать, уже после того, как многое сам написал. Введенского я для себя открыл году так в 89–90-м, не говоря уж о Кручёных и других. Я просто не знал этих поэтов. А откуда узнать — из статей наших ругательных, что ли?
Ну а что касается перекликов с ними — я вообще считаю, что в течение всей истории существования человечества есть несколько архетипов авторов, имеющих определённое состояние сознания. Кто видит мир и мыслит определённым образом, тому приходит на ум какая-то система образов — вневременных, внеэмоциональных. Вот так это и происходит.
— Это всё очень интересно. А что будет дальше?
— Дальше? Дальше будет новый альбом. Он называется «Родина». В него войдут наши новые песни и некоторые советские, к примеру, «На дальней станции сойду». Может быть, брат мой будет помогать. Между прочим, я рок-музыку услышал в возрасте 8 лет благодаря ему. (Старший брат Егора Сергей — авангардный джазовый саксофонист, у них с Егором прекрасные отношения — «полный консенсус по всем статьям» — в человеческом и политическом плане, что, увы, для Егора важнее.) Вот сейчас в Москву — записывать, а весной, быть может, к вам опять приедем — привезём новые песни.
— Что ж, спасибо, Егор, и за концерт, и за беседу. Надеюсь, твоя новая встреча с Воронежем не будет столь сумбурной. И — доживём до весны.
Я всегда был коммунистом
О нём говорят разное, одни с пренебрежением и плохо скрываемым раздражением, другие с фанатичным блеском в глазах. Не являясь ни тем ни другим, я просто сделал попытку, может быть, и не слишком удачную, разобраться, что же это за человек такой — Егор Летов. А насколько это получилось, судить уж вам.
Егор Летов. — Наша акция «Русский прорыв» — это попытка сплотить всю оппозиционно настроенную молодёжь на всех просторах нашей Родины, и, разумеется, это пропаганда наших взглядов. Конечно, властям это не нравится. Запрещали наши концерты в Москве по политическим мотивам, в других городах тоже бывало сложно. Но мы не собираемся отступать. Ведь мы не занимаемся шоу-бизнесом, как некоторые наши рок-звёзды, и мы привыкли к этому.
И я хотел бы заявить следующее: сейчас в некоторых средствах массовой информации просочились слухи, что я отошёл от коммунистических идей. Так вот — это неправда. Я всегда был коммунистом, я никогда не разрывал отношений ни с Анпиловым, ни с Баркашовым: более того, я считаю Анпилова самым подходящим для России в настоящей ситуации политическим деятелем. Запиши это обязательно.
ТП: Это ваши последние концерты?
Е. Л.: Да, последние в этом году. Потом вернёмся домой, будем репетировать, записывать свой новый альбом, который будет называться «Родина». В общем, пойдут обычные трудовые будни.
ТП: Твое отношение к религии, Богу…
Е. Л.: Я уже говорил об этом, но… В моём понимании истина начинается там, где кончается любая религия.
ТП: А какой путь спасения ты выбираешь — коллективный или частный?
Е. Л.: Я выбираю коллективный. Конкретно это в моих песнях. Я ведь давно уже честно сказал, что всех спасаю. Другое дело, что сейчас надежды почти не осталось.
ТП: И всё же, что в будущем?
Е. Л.: В будущем? Наша коммунистическая революция, разумеется.
ТП: А что ты вкладываешь в понятие «коммунистическая»?
Е. Л.: Если очень коротко, то это «русский коммунизм».
ТП: По Бердяеву?
Е. Л.: Да, так можно сказать.
ТП: Если вернуться к идее спасения. А что делать с теми, кто не хочет спасаться?
Е. Л.: Да, я по-разному думал, даже жалел их. А сейчас считаю, бить их надо. Если не понимают люди, что с ними ещё делать?
ТП: Скажи, если революция произойдёт и победит, то что будешь делать ты? Или же принцип «я всегда буду против» не сработает?