Е. Л.: Разумеется, но самое главное — это то, что нет пассионариев. Пассионарии — это те комиссары, которые возглавляют полки. Их в настоящий момент настолько мало, что для того, чтобы собрать хотя бы минимальную партию, нужно я не знаю какие прилагать усилия. А для того, чтобы они появились, необходимо, чтобы идея выкристаллизовалась в чёткую идеологию, как у коммунистов перед 17-м годом. И должна быть создана определённая иерархия по типу армейской. Этим мы сейчас и занимаемся, мы создаём новые кадры на местах, мы создаём новых лидеров, которые способны вокруг себя группировать людей. И они находятся! Первый раз, когда мы, собственно, начали это дело, я иллюзий не питал, я считал, что наше дело проигрышное. Когда я сделал своё первое коммунистическое заявление, это вызвало шок, от нас сразу больше половины «интеллектуалов» — хлоп! — и откатились. Но тут же начались звонки. Звонили от солдат в казармах до ветеранов: «Молодцы, ребята, только держитесь, вы молодые, на вас вся надежда». В Ленинграде ко мне приходили ребята из фонда Романова, которые ищут могилы незахороненных солдат, на свои средства хоронят, пожимали руку… Люди идут на наши концерты и идут не музыку слушать, а ради определённой энергии, которую они у нас на концертах получают. Я думаю, то, что мы собираем залы в наше столь «неконцертное» время, свидетельствует, что всё не так плохо. Процесс пошёл.
Д. А.: Пассионарных людей всегда очень мало, а сейчас и говорить нечего. Надо, чтобы за нами пошли люди не только активные, а чтобы из очереди вышли, чтобы вышли те, которые привыкли лежать на диване и смотреть телевизор.
Е. Л.: А они так и будут. Они всегда лежали и будут лежать. Дело в том, что такие люди всегда сидят дома и смотрят, кто победил на улице. Как это было во время октябрьских событий в 93-м — все смотрели, вся эта масса обывателей, и ждали, кто победит… Почему мы проиграли в октябре? Потому что не было роздано оружие и не было чёткой организованности. Лидеры у нас подкачали. Если бы в тот момент омоновцы знали, что сейчас по ним пальнут из гранатомёта — и конец их судьбе и жизни за 300 долларов, или сколько им там платили, наверное, призадумались бы. За какую-то идеологию «демократическую», за рынок никто умирать не станет.
Д. А.: Сила пока на стороне власти.
Е. Л.: Власть только центр контролирует. Во время октябрьских событий в Белом доме возникла такая идея: кто-то из депутатов предложил срочно вылететь в Новосибирск. Перенесли бы туда столицу, перерубили бы магистраль, нефтепроводы, газопроводы, и всё решилось бы в течение пары месяцев…
Д. А.: Положение в стране ухудшается без конца и края. Поэтому есть у коммунистов все шансы. А организации не видно.
Е. Л.: Мы сейчас воспитываем новое поколение пассионариев, создаем партию, которая по-настоящему будет действовать. Поэтому нас так ненавидят и всеми мерами борются с нами, вплоть до откровенной лжи. Вот, например, недавно по радио говорили о том, что «Русский прорыв» распался и что мы отказались от сотрудничества с Анпиловым и Баркашовым. Я заявляю, что это откровенная ложь! Нам не удавалось устроить ни одного концерта в течение всего времени в Москве, так как было сверху указание — никаких концертов для нас. Чёрный список. Вообще ценность движения определяется его способностью действовать. За нами пойдут люди, если они увидят, что мы делаем своё дело честно, что мы не подведём и не предадим. Вот так. Поэтому у нас есть определённый авторитет у разных возрастов — потому что мы делаем это честно и на всю катушку.
Д. А.: А вы не боитесь стать для нынешнего режима мишенью, чтобы на вас показывать, а при случае — спровоцировать на что-нибудь, и под это дело окончательно всё задавить?
Е. Л.: Им пока это невыгодно. Мы сразу станем героями, даже не просто героями, а супергероями, типа Талькова. Кто такой был Тальков? Это вообще какой-то попсовик, который «Памяти» симпатизировал, только и всего. К тому же не будет нас, так появятся новые. В драке нельзя уступать. Побеждает сильнейший. Главное — действовать, можно, конечно, ошибиться, но это не значит, что не надо пытаться. Мао хорошо сказал, что нужно сто раз проиграть для того, чтобы один раз победить. Ну проиграли мы, может, и то, что мы делаем сейчас, тоже проиграем. Но какое-нибудь следующее поколение, учтя наши ошибки, сделает так, как надо. А надо всё разработать, пусть даже ошибиться для того, чтобы все это поняли.