Сияние. Прямая речь, интервью, монологи, письма. 1986–1997

«Наглотавшись камней обетованной земли, целеустремлённо проснувшись, почуял неосознанный фундамент безграничной плоскости лихого экзистенциализма с миллиардом ярких точек соприкосновения, плавно перетекающих в светящуюся массу огромной, липкой, тугой мысли в виде знака Вопрошающего. Не претендуя на мраморную слизь, настроившись, и попытавшись, и ухмыльнувшись, проникся, плюнул и пошёл».

Гостиница УВД

ПНС: Почему у ГО не сложились отношения с новосибирской «Студией 8»?

Е.: В «Студии 8» к нам было не очень хорошее отношение, потому что это коммерческая организация, занимающаяся вышибанием денег. Говорили буквально, что мы какие-то хулиганы, на наших концертах разламывают всё и т. д. К тому же в «Студии 8» или в высшей новосибирской тусовке наблюдается отношение к року как к эстетическому варианту музыки, т. е. панк вообще не воспринимается как музыка. В финансовом плане они забрали себе до 80 % доходов от концертов. БОМЖ, например, за четыре концерта в марте того года получил 120 рублей на всю группу. Поэтому, все музыканты «Студии 8» где-то работают — либо в кооперативах, либо детсады разрисовывают. А мы принципиально нигде не работаем, ни в какой системе не участвуем и с властями не имеем никаких дел. Я, например, уже года четыре не работаю и не представляю, как можно в рокерской среде, занимаясь творчеством, каждый день ходить на работу. Я полгода работал художником, больше невозможно. Я иду утром на работу, а мне хочется песню сочинить, я должен обязательно её написать. Была такая ситуация, и пришлось выбирать.

ПНС: Ну хорошо, а почему вы выбрали именно Ленинград?

Е.: Ленинград — единственное место в стране, кроме некоторых московских тусовок, где нам предложили работать. То есть от нас никто ничего не требует, даже концертов не устраивают. Мы просто находимся под их крышей. Причём к творческим особенностям ленинградского рока мы не имеем никакого отношения. Они пригласили нас, ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ, НЕ ЖДАЛИ, чтобы реанимировать то, что происходит в Ленинграде, за счёт иногородних групп. То есть в Ленинграде к нам отношение тоже не очень хорошее. Потому что у них, во-первых, ленинградский национализм, а во-вторых, то, что мы делаем, никак не вписывается в ленинградский рок.

ПНС: Как вы туда попали?

Е.: В Ленинграде есть некая тусовка — Фирсов и т. д. Это люди, которые занимаются нашими независимыми командами. У Фирсова есть фонотека, глобальная просто, где почти все команды, имеющие некоммерческий потенциал. Причём в первую очередь это Сибирь, Украина и т. д. Владивосток ещё, особенно Коля Рок-н-ролл. Фирс свои записи проталкивает, в основном на Запад. И вот эта тусовка предложила нам вступить в Ленинградский рок-клуб, чтобы работать вместе. Мы вот и работаем… Если говорить о расстановке сил в ЛРК, то процентов 80 против нас. Именно высшего эшелона, вплоть до председателя Рок-клуба, насколько я знаю. Остальные 20 % нас поддерживают. Я просто хочу пояснить: возникло такое предположение, что мы им продались. Мы там вообще ничего не имеем, кроме друзей. АУКЦИОН, например. Примерно то же самое в Москве. Только ещё хуже. Самая близкая нам тусовка, «Урлайт», не имеет собственного концертного зала, системы проведения концертов.

ПНС: Расскажи историю ГО.