Вы уже почти потусторонние.Вам еще слышны ль мои слова,Латвия моя, моя Эстонияи моя медвяная Литва?Три сестры в венечном белоночии,что пристало милым головам,три беды мой стих уполномочили,чтоб свечой над кровью горевал.Я узнал вас запоздно, да вовремя,в середине избранной судьбы,и о том, что вольность ваша попрана,с той поры ни разу не забыл.Перемогший годы окаянные,обнесенный чашей на пиру,вольный крест вины и покаянияперед вами на душу беру.Слава вам троим за то, что первыевышли на распутие временспорить с танкодавящей империей,на века ославленной враньем!Да прольется солнце светлым гениемк вам в окошки, в реки, в озерца!Лишь любовью, а не принуждениемвяжутся и движутся сердца.Только в ней останутся сохранными,как строка, что в память возжена,города граненые с органами,моря шум и сосен вышина.Я люблю вас просто, без экзотики,но в чужом родное узнаю.Может быть, свободой вашей все-такиозарю под вечер жизнь мою.Может быть, все как-нибудь устроитсяи, святыни вечные суля,нам с любимой, любящим, откроетсяприбалтийской Троицы земля.Сколько б ни морозилось, ни таялось,как укор неверцу и вралю,вы сошлись во мне и никогда я васне отрину и не разлюблю.1991
«На меня тоска напала…»
На меня тоска напала.Мне теперь никто не пара,не делю ни с кем вины.Землю русскую целуя,знаю, что не доживу ядо святой ее весны.Изошла из мира милость,вечность временем затмилась,исчерствел духовный хлеб.Все погромней, все пещернейвремя крови, время черни.Брезжит свет – да кто не слеп?Залечу ль рассудка раны:почему чужие странынашей собственной добрей?У меня тоска по людям.Как мы истину полюбим,если нет поводырей?Не дослушаться ночамислова, бывшего в начале,из пустыни снеговой.Безработица у эха:этот умер, тот уехал –не осталось никого.Но с мальчишеского Крымане бывала так любимарастуманенная Русь.Я смотрю, как жаждет жатва,в задержавшееся завтра,хоть его и не дождусь.Что в Японии, что в Штатах –на хрена мне их достаток, –здесь я был и горю рад.Помнит ли Иосиф Бродский,что пустынницы-березкивсе по-русски говорят?«Милый, где твоя котомка?» –вопрошаю у котенка,у ромашки, у ежа.Были проводы недлинны,спьяну каждому в их спинывсе шептал: «Не уезжай…».А и я сей день готовил,зрак вперял во мрак утопий,шел живой сквозь лютый ад.Бран был временем на и́змор,но не сциклился с цинизмом,как поэт-лауреат.Ухожу, не кончив спора.Для меня настанет скоровремя Божьего суда.Хватит всем у неба солнца,но лишь тот из них спасется,кто воротится сюда.1989