Сикарио

Абигаил всегда говорил, что поперек любого закона проходит широкая полоса, по которой можно беспрепятственно ездить туда и обратно, зная, что всегда наготове имеется толстая пачка банкнот способная устранить любое препятствие на этом пути, но нет ничего в этом мире, компенсирующее годы, проведенные за решеткой, если ты оступился и вышел за пределы границ, определенных возможностями твоих денег.

Он наотрез отказался обсуждать детали наших прошлых приключений, и таким образом исключил себя из списка соучастников или покровителей, имевших определенный интерес, но и нас заставил пообещать, что за свою помощь и поддержку, мы никогда не нарушим тех, определенных им, границ.

– Если хочешь продолжать учиться, – говорил он Рамиро. – сделаю из тебя бухгалтера или адвоката, с одним условием, ты должен вести себя хорошо, будешь работать на меня и только тогда вернешь деньги, потраченные на твое обучение.

Что касается меня, то предложил выбрать работу, какая больше приглянется, из своего окружения, конечно же. Вот так я и стал его доверенным лицом. И клянусь вам, сеньор, что за Абигаил Анайя отдал бы тысячу жизней, если бы имел, и то не расплатился бы.

Абигаил Анайя был человеком веселым, великодушным, молодцеватым, редким умницей, лучшим другом и удивительно справедливым, даже по отношению к тем, кто на него «точил зуб». Все прощал: и зависть, и злость и еще извинялся перед ними.

Я уже достаточно вам рассказал, иногда слишком много и чересчур откровенно. Сами видите, какой жалкой и непривлекательной была моя жизнь, но по ночам, когда нахлынувшие воспоминания не дают заснуть, я думаю, что если есть там Бог, то в качестве компенсации за все пережитые мной горести и страдания он послал мне Абигаила Анайя, его дружбу и симпатию.

Я очень люблю Рамиро, он мне как брат, и признаю, что у этого парня необыкновенная, исключительная сила воли. Абигаил же – это совсем другое. Никогда не пытался сравнивать их, и никогда не измерял свои чувства к ним, что не имеет ни меры, ни способа их измерить, но в отношении Абигаила испытывал нечто похожее на обожание. Сразу хочу предупредить, это не имеет ничего общего с гомосексуализмом. Вот и сейчас иногда спрашиваю себя, а бывает ли такое, чтобы один человек испытывал к другому подобные чувства.

Одна лишь возможность видеть его наполняла мою душу ликованием, когда он грустил и я впадал в уныние, когда он смеялся, начинал смеяться и я, и испытывал состояние близкое к наслаждению, когда он влюблялся в какую-нибудь красивую женщину, словно это был я, а не он.

Никогда не слышал от него ни слова упрека, какую бы грубую ошибку я не совершил, а лишь слова поддержки, симпатии и утешения.

А я ошибался достаточно часто и этого не скрываю, потому что мир Абигаила совершенно не походил на все то, что я знал до сих пор. Даже джунгли Перу со множеством тех тварей казались мне более логичными и понятными, чем все эти хитроумные схемы с деньгами «чистыми» и «грязными», теми что должны были прийти и теми, что уйти, и с картинами, на которые без слез не взглянешь до того страшны, но стоили почему-то целое состояние, а те, что мне нравились, ни кому вообще не были нужны.

Жил я на вилле в пригороде, до того заполненной всякими произведениями искусства и нашпигованной системами безопасности, что когда требовалось войти или выйти, приходилось изрядно попотеть и поломать голову, а если где-нибудь ошибешься, то все это тут же так начинало звонить и завывать, что могло довести до истерики самого спокойного и уравновешенного человека.

Телефон также не замолкал ни на минуту, и если это не был какой-нибудь иностранец с другого конца земного шара, то звонил либо глубокий и таинственны голос, отдававший четкие, беспрекословные указания, либо одна из дюжины женщин, с которыми Абигаил спал.

Моей основной обязанностью было «развести» их и отказать, придумав какую-нибудь историю и тысячу извинений, поскольку те дамочки просто изводили беднягу своими настойчивыми приставаниями, а так как он не мог ни кому отказать, то бывали дни, когда просто все начинал путать.

Как вы сами понимаете, жизнь моя изменилась за одну ночь. Какие тайные пути и капризные повороты судьбы направляют человека то в одну сторону, то в другую? Из канализационного ада или Луриганчо в райское место, где все веселятся, и постоянно раздается смех, а вокруг ходят прекрасные женщины и стоит множество красивых вещей, что даже такой человек, как я, понимающий в искусстве не больше мартышки, чувствовал себя счастливым в том окружении.

В любой части земного шара стул служит для того, чтобы на нем сидеть. А стол, чтобы поставить на него тарелки и другие вещи. Но не в случае с Абигаилом, когда стул – это произведение искусства и должен находиться в музее, а стол обычно приводит публику в такой экстаз, что люди стоят вокруг, открыв рот, минут пятнадцать.