Сила и невинность. В поисках истоков насилия

Он увидел огромную власть, которую давала ему эта система, после того как я указал ему на нее. Он жил как дитя, он знал, имея нарушенные эмоции, что у него должно быть что-то важное. Этим он компенсировал свое детство, которое было совершенно лишено всякой власти. "Я должен был позволять людям использовать меня в целях своего преуспевания", — сказал Оливер, и можно не сомневаться в том, что теперь он должен был взять реванш. Невротическая (или магическая) сила прямо пропорциональна раннему бессилию. Такой человек не может отбросить свою "систему" и не сделает этого до тех пор, пока не приобретет некоторую реальную власть в реальном мире. То, что Оливера окружало многое, от чего ему необходимо было защитить себя, можно видеть из нескольких сновидений, которые приснились ему в течение тех недель, когда он рассказывал о своей системе отмщения.

Он часто видел сны о мафии, и вдруг в один день спросил меня: "Не является ли моя мать этой мафией, врагом?" Один из этих снов был такой.

Я остался дома одни. Мужчина п женщина в масках, переодетые как мои мать и отец, вломились в наш дом, чтобы напасть на меня.

Иногда боль является наказанием или облегчением. После этого я могу отбросить запреты. В целом запреты не влияют на мою жизнь, но они доставляют мне много страха. В некотором отношении это подобно нуду. Я постоянно думаю о том, что я сделал что-то, что не должен был делать. Я не хочу быть в ответе за все то, что происходит.

О чем говорит последнее предложение? Не о том, что Оливер не хочет, чтобы его система контроля продолжала существовать — она дает его жизни потрясающее чувство значимости, — но о том, что он не хочет брать на себя ответственность за власть. Это держится в секрете, не признается открыто, он контролирует жизнь и смерть бесчисленных людей, связанных с ним, и никто, кроме него, не знает об этом. Это способ, которым он может сохранить видимость своей невинности. Эта гипотеза согласуется с его утверждением, что его воздействие достигло высшей точки непосредственно перед его Бар Мицвой (традиционный обряд выхода юноши из мальчишеского возраста и вступления в ответственное сообщество взрослых).

Несмотря на наши хорошие отношения — мне нравилось работать с ним, и я знал, что ему нравилось работать со мной, и он ценил эту работу — у него было множество техник умаления и принижения меня. "Ваши глаза были полны слез", — заметил он, говоря о сновидении. "Я хотел помыкать Вами, но так, чтобы не вызывать у Вас чувство обиды". Это отличная парадигма для системы, в которой он мог вредить другим, но при этом постоянно оставаться невинным. Эти техники "сверхчеловечности" были именно тем, чему он подчинил всю свою жизнь. Он узнал их от "мастеров". По крайней мере, техники, видимо, были успешны — он не стал шизофреником, как его сестра.

По как унизительно было для него вставать в позицию нуждающегося и просящего о помощи — он даже вынужден был разработать некоторую тайную систему секретного контроля надо мной в то время, пока он это делал. Он был, как он позже сказал, кукловодом, тянущим нити, в реальности или в фантазии, чтобы управлять мной, своей девушкой, своими профессорами и всеми окружающими. Он должен был любой ценой не давать своей власти раскрыться и не позволять себе выглядеть могущественным, он должен всегда оставаться маленьким невинным мальчиком. Сделать меня ответственным, но бессильным — это было связью, в которую он пытался меня поместить. Это, по-видимому, также было той связью, в которой он сам провел всю свою жизнь.

Образ Бога и отмщения, как я полагал, должен был обеспечить реверсию данного паттерна. Видимо, это было способом, позволявшим ему быть могущественным безо всякой ответственности. Этот молодой человек был убежден в невозможности самоизменения, изменение должно было прийти извне. Это было необходимо для того, чтобы сохранить целостность системы отмщений. Он черпал свою власть из тайной связи с Богом. Вся власть остается у Бога, Бог требует того, чтобы он, Оливер, не имел автономной силы утвердить себя. Если бы он однажды решил, что может взять на себя судьбоносное решение, то бросил бы вызов самому Богу, и вся система исчезла бы как туман от утреннего солнца. Взять ответственность на себя, утверждая свою автономию, было вызовом Богу и совершением греха непослушания.

Этот паттерн явной невинности и скрытой власти можно видеть в сновидении Оливера о волке в заячьей шкуре (упомянутом в Главе 2), которое, видимо, в точности отражало игру, в которую он играл, пряча свою власть — на деле, свою жестокость — под заячьей шкурой.