– Миледи, я никогда не искал счастья. С самого раннего детства я предчувствовал, что оно не для меня. Среди товарищей моей юности многие начали гонку жизни вместе со мной – счастье было выигрышем, который стоял перед ними, и они всячески пытались его достичь: некоторые путём амбиций, некоторые посредством богатства, другие через любовь, но мне никогда не встречался ни один из них, кто стал бы счастливым или довольным. Я концентрировался не на себе, а на том, чтобы пробраться сквозь тьму к Великому Разуму, который стоит над всей Вселенной, слить своё эго с ним, как капля дождя сливается с морем, и таким образом удовлетвориться! И на этом пути я многое познал – даже больше, чем я заслуживаю знать. Современная наука поверхностного типа (не истинно глубокие открытия) сделала всё для того, чтобы отделить дождевую каплю от моря! Но она провалилась. Я же стою там же, куда и погрузил свою душу!
Он говорил, будто сам с собою, с чувством воодушевления; он почти позабыл о присутствии леди Кингсвуд, которая не спускала с него заинтригованного взгляда.
– О, если бы только я могла рассуждать так же, как вы! – сказала она тихо. – Католическая Церковь учит этим вещам?
– Католическая Церковь – символ и лозунг всех этих вещей! – ответил он. – Не только это, но и её священные символы, хоть и довольно древние, чтобы быть заимствованными из Вавилона и Халдеи, но это поистине символы нашей самой современной науки. Сам католицизм ещё этого не осознал. Как дитя, бредущее к свету, он предчувствовал открытия науки задолго до их совершения. В наших таинствах скрыты намёки на преобразование элементов: святые колокола обеспечивают беспроводную связь или телепатию, которая, так сказать, является связью между нами и невидимым Богом, и если нам позволено зайти ещё дальше, то мы вскоре разгадаем и тайну «воскрешения из мёртвых», означающую обновление жизни. Я «предубеждённый» священник, конечно, – и он серьёзно улыбнулся, – но со всеми нашими ошибками, промахами, преступлениями (если угодно), за которые мы несём ответственность с момента создания Церкви через грехи недостойных слуг, католицизм – это единственная вера, содержащая в себе зерно истины духовной жизни, единственная вера, которая продолжает стоять на твёрдом основании посреди сотрясаемого мира!
Он высказал эти слова красноречиво и страстно и добавил:
– Есть только три вещи, способные возвеличить народ: любовь к Богу, правдивость мужчины, непорочность женщины. Без этого существование даже величайшей цивилизации обречено, неважно, насколько обширна её сила или как велико богатство. Невежественные и вульгарные люди могут насмехаться над этим, как над «очевидностью», но это «очевидное» солнце и управляет днём.
Губы леди Кингсвуд задрожали, на глаза навернулись слёзы.
– Как правдиво вы говорите! – пробормотала она. – И при этом мы живём в такое время, когда эти явные истины никак не влияют на людей. Все поглощены собою и собственными удовольствиями…
– Как было и в «городах на Равнине», и нам вполне можно ждать обрушения нового огненного дождя!
Тут, подняв глаза, он увидел на фоне мягкого румянца близившегося заката маленькую точку, словно белая птица летела к дому через море.
– Он возвращается! – воскликнул он. – Не огненный дождь, но нечто более приятное! Я же говорил, миледи, что нет никакой опасности! Видите?
Леди поглядела туда, куда он указывал.
– Это не летучий корабль – он слишком мал! – сказала она.
– На таком расстоянии мал, но подождите! Смотрите и вскоре вы узнаете его огромные крылья! Что за удивительная вещь! Чудесная! И притом работа женщины!
Они стояли рядом, любуясь краснеющим закатом, дрожа в ожидании, в то время как с плавной быстротой и точностью движений птицеподобный объект, который на первый взгляд показался таким маленьким, при постепенном приближении увеличивался в размерах; его гигантские крылья ритмично расправлялись и рассекали воздух, словно истинное биение жизни побуждало их к действию. Ни леди Кингсвуд, ни дон Алоизус не произнесли ни слова, так они были поглощены зрелищем прибытия «Белого Орла», и, пока он не начал спускаться на берег, они не ослабили своего внимания и бросали друг на друга взгляды восхищения и удивления.
– Как долго их не было? – спросил тогда дон Алоизус.
Леди Кингсвуд посмотрела на часы.
– Около двух часов.
В этот момент «Белый Орёл» неожиданно спикировал над садами, бесшумно и широко раскинув крылья, как белое облако в небе, затем грациозно свернул в сторону ангара или аэродрома, сложив свои огромные крылья, будто по собственной воле, и проскользнул внутрь так же легко, как рука проскальзывает в разношенную перчатку. Два заинтересованных наблюдателя за его прибытием и стремительным возвращением домой не успели перекинуться и парой слов, как Моргана уже легко шагала по террасе, призывая их со всей весёлостью ребёнка, возвращающегося с каникул.