Сила сильных

В голове у Лока образовалась путаница и возникла темнота; а затем он вновь стал прежним Локом и бессмысленно слонялся по трясине, и к нему возвратился голод, унять который не могла никакая пища. Он слышал, как новые люди вернулись по тропе на прогалину, где лежало другое бревно, теперь они молчали, но их выдавал звук шагов и шорох. Видение, яркое, как солнечный свет, вспыхнуло в голове у Лока, но пропало раньше, чем он смог как следует его разглядеть. Он остановился, запрокинув голову и раздувая ноздри. Уши его поймали следы суетливой жизни болота, отринув шум новых людей, и теперь хорошо были слышны болотные курочки, которые шумно рассекали воду округлыми грудками. Они сходились с разных сторон, потом заметили Лока, резко свернули и дружно умчались в сторону. Следом мелькнула водяная крыса, подняв нос и рывками разрезая воду. Из вересковых зарослей, которые кучками были раскиданы по болотинам, слышался плеск, шорох и чавканье. Лок отбежал немного, но тут же возвратился. Он пробрался по трясине и стал осторожно отводить густое кружево веток, которые мешали ему смотреть. Плеск затих, и только поднятая недавно рябь ласкала кустарник, заливая следы Лока. Он принюхался, втянул носом воздух, и кинулся напрямик, ломая кусты. Затем сделал несколько шагов по воде и начал вязнуть в трясине. Снова послышался плеск, и Лок, смеясь и что-то бормоча, как во хмелю, кинулся туда. Лок-внешний ощетинился от мокрого прикосновения к его бедрам и злобной хватки трясины, в которую все глубже опускались ноги. Ощущение тяжести и голода росло, оборачиваясь плотным облаком, которое светилось под лучами солнца. И вдруг тяжесть пропала, возникла легкость, и он принялся смеяться и повторять, как хлебнувшие меда люди, смеялся и смахивал с глаз воду. И вспыхнуло четкое видение.

— Я тут! Я спешу!

— Лок! Лок!

Руки Фа были подняты, кулаки сжаты, зубы стиснуты, она согнулась и с великим трудом брела через воду. Вода все еще касалась их бедер, когда они прижались друг к другу и неловко двинулись к берегу. Еще до того, как они выволокли ноги из хлюпающей жижи, Лок уже смеялся и повторял:

— Плохо быть одному. Очень плохо быть одному.

Фа, опираясь на него, едва двигалась.

— Мне больно. Это сделал тот мужчина своей палкой с камнем на конце.

Лок бережно тронул ее бедро. Кровь уже не сочилась, и лишь черная корка закрывала рану, как распухший от жажды язык.

— Плохо быть одному…

— Когда тот мужчина ударил меня, я спряталась в воду.

— В воде страшно.

— Лучше вода, чем новые люди.

Фа сняла руку с его плеча, и они опустились на землю под рослым буком. Новые люди возвращались с прогалины и волокли второе долбленое бревно. На ходу они пыхтели и тяжко, с всхлипами, дышали. Двое охотников, которые ушли раньше, теперь встречали других криками с голого склона горы.

Фа вытянула раненую ногу.

— Я ела яйца, и камыши, и лягушачью слизь.

Лок увидел, что руки его сами собой стремятся к ней и касаются ее тела. Она глянула на него с сумрачной улыбкой. Он вспомнил ту их мгновенную связь, которая делала беспорядочные видения ясными как день.

— Теперь Мал — это я. Трудно быть Малом.

— Трудно быть женщиной.

— Новые люди как волк и как мед, как кислый мед и как водопад.

— Они как огонь в лесу.

Вдруг внутри у Лока возникло видение, оно поднялось из каких-то тайных глубин. На миг ему подумалось, что видение живет вне его и весь мир сразу стал другим. Сам он совсем не вырос, остался таким же, каким был до сих пор, но все кругом неожиданно и резко выросло. Деревья стали высотой с гору. И он уже не стоял на земле, а мотался, вцепившись руками в гнедую, с рыжиной, шерсть, покрывавшую чей-то загривок. Перед ним была голова, и хотя он не мог увидеть лица, но это было лицо Мала, а впереди неслась Фа гигантского роста. Деревья над ними выплескивали в небо огненные языки и грозно обжигали Лока горячим дыханием. Нужно было спешить и спешить, и шкура вновь стала тесной — от ужаса.

— Теперь все совсем как тогда, когда огонь убежал и поедал в лесу деревья.

Шум, который издавали люди и продвигающиеся вперед бревна, доносился издалека. Убежавшие вперед с резким топотом возвратились по тропе на прогалину. Затем на мгновение послышалась птичья речь и тут же смолкла. Шаги протопали назад по тропе и стихли. Фа и Лок поднялись на ноги и двинулись к тропе. Они не обменялись ни одним словом, но в их извилистом, осторожном движении скрывалась мысль, что невозможно уже просто взять и уйти от новых людей. Пусть они были страшны, как огонь или река, но они манили к себе, как мед или мясо. Тропа тоже стала другой, как и все, к чему притрагивались новые люди. Земля была изрыта и разбросана, катки выдавили, а затем укатали такой широкий путь, что кроме Лока и Фа еще кто-нибудь третий мог пройти здесь, касаясь их плечом.

— Они катали свои долбленые бревна по толстым сучьям, которые вертелись. Новый человечек был в одном бревне. А Лику будет во втором.

Фа тоскливо посмотрела ему в лицо. Потом показала на след, оставленный на гладко укатанной земле.

— Они прошли по нам, как долбленое бревно. Они как холодная зима.