Сильмариллион

– Я шёл мрачной дорогой. Пришёл, как только смог, – ответил он.

– Но ты опоздал, – сказала Морвена. – Они погибли.

– Знаю, – сказал он. – Но ты жива.

– Ещё жива, – произнесла Морвена. – Я устала. Когда зайдёт солнце, я уйду. Времени почти не осталось. Расскажи мне, если знаешь! Как она нашла его?

Но Хурин не ответил. Они сели рядом под камень и не говорили больше. Когда солнце опустилось, Морвена вздохнула, сжала его руку и затихла. Хурин понял, что она умерла. Он смотрел на неё в сумерках, и ему казалось, что скорбные морщины и складки, которые жестокая жизнь наложила на её лицо, разглаживаются.

– Она не покорилась, – сказал он, закрыл ей глаза и долго сидел подле неё без движения.

Настала ночь. Ревела река под обрывом, но Хурин ничего не слышал, не видел и не чувствовал, его сердце словно обратилось в камень. Потом холодный ветер принёс дождь и резко хлестнул его по лицу. Он встал, и гнев поднялся в нём, горьким дымом окутав разум. Теперь одно желание жило в нём: отомстить за свои беды и за беды своих близких, в которых обвинял он всех, кого они встречали на пути. Могилу для Морвены он вырыл над обрывом Кабед Наэрамарт с западной стороны от камня, а на нём высек следующие слова:

МОРВЕНА ЭЛЕДВЕН ТОЖЕ ЛЕЖИТ ЗДЕСЬ.

Говорят, что пророк и великий арфист из Бретиля по имени Глиргуин сложил песнь, в которой предрёк, что Камень Бессчастных не будет осквернён Морготом и никогда не упадёт, даже если Море зальёт всю землю. Так в самом деле случилось, и до сих пор Тол Морвен поднимается со дна Моря одиноким островом далеко от новых берегов, которые образовались в день Великого Гнева валар. Но Хурин под ним не лежит, ибо судьба погнала его дальше, а Тень потянулась за ним.

И вот Хурин переправился через Тейглин и пошёл по древней дороге на юг в Нарготронд. Далеко на востоке высилась одинокая гора Амон Рудх: он знал, что там произошло. Добрался он, наконец, до берегов Нарога, с трудом перешёл бешеный поток по камням разрушенного моста, как до него Маблунг из Дориата, и встал перед разбитыми воротами Фелагунда, опираясь на палку.

Здесь надо сказать, что после гибели Глаурунга дорогу в Нарготронд нашёл мелкий гном Мим. Он пробрался в разорённые чертоги и в самый глубокий из них, завладел сокровищами, и теперь сидел, перебирая золото и драгоценные камни, пропуская их между пальцами, ибо никто не приходил за ними из страха перед духом Глаурунга и самой памятью о нём. Но вот один пришёл и встал на пороге. Мим поднялся, вышел и спросил, зачем он пришёл.

Хурин вместо ответа сам спросил:

– Кто ты, преградивший мне вход в дом Финрода Фелагунда?

И ответил тогда гном:

– Я – Мим. Гномы выкопали чертоги Нулуккиздина раньше, чем народ гордецов пришёл из-за Моря. Я только вернулся взять своё, ибо я – последний в своём племени.

– Раз так, не наслаждаться тебе больше своим наследством, – сказал Хурин, – ибо я – Хурин, сын Гальдора, вернувшийся из Ангбанда, а моего сына звали Турин Турамбар. Ты, наверное, его не забыл. Это он убил дракона Глаурунга, разорившего чертог, где ты теперь засел; и для меня не тайна, кем был предан Драконий Шлем из Дор-Ломина.

В великом страхе Мим стал молить Хурина взять всё, что пожелает, и оставить ему жизнь, но Хурин не стал его слушать, а убил на пороге Нарготронда. Потом вошёл он внутрь, и некоторое время провёл в том страшном месте, где в темноте приходили в негодность разбросанные на полу сокровища Валинора. Говорят, что когда он снова вышел из разорённого Нарготронда под небо, то вынес лишь одну-единственную вещь из всего великого клада.

Отсюда Хурин пошёл на восток, и возле Сумеречных озёр над Сирионским водопадом его схватили эльфы, охранявшие западные границы Дориата, и отвели к королю Тинголу в Тысячу Пещер. Удивился и расстроился Тингол, увидев мрачного старца и узнав в нём Хурина Талиона, пленника Моргота, но, тем не менее, оказал ему достойный и уважительный приём. Хурин не ответил на приветствие, лишь вынул из-под плаща то, что принёс из Нарготронда, – было это не что иное, как Наугламир, гномье ожерелье, сделанное много лет назад для Финрода Фелагунда искусниками Ногрода и Белегоста, самое прославленное из всех их изделий в Давние дни; Финрод ценил его превыше всех сокровищ Нарготронда. И швырнул его Хурин под ноги Тинголу с горькими и безумными словами.

– Прими плату за содержание моих детей и жены! – вскричал он. – Это Наугламир, о нём знают многие эльфы и люди. Я принёс его тебе из тьмы чертогов Нарготронда, где оставил его твой родич Финрод, уходя с Береном, сыном Барахира, выполнять волю Тингола из Дориата!

Тингол посмотрел на великую драгоценность и узнал в ней Наугламир. Он хорошо понял мысль Хурина, но из сострадания к нему сдержал гнев и стерпел оскорбление. Тут заговорила Мелиана, и сказала она: