Сильмариллион

Несчастный Хурин! Всё, что знал Моргот о действии своих козней, узнавал и он, только ложь мешалась с правдой, а всё доброе скрывалось или искажалось. Так Моргот представлял в чёрном свете всё, что делали Тингол и Мелиана, ибо ненавидел и боялся их. Когда же решил он, что время приспело, то освободил Хурина, разрешил ему идти, куда тот хочет, и дал при этом понять, что жалеет окончательно поражённого врага. И опять лгал Моргот, ибо цель его была такова, чтобы Хурин, прежде чем умереть, ещё послужил Врагу орудием ненависти его к людям и эльфам.

Хурин знал, что Врагу жалость неведома, и мало верил его словам, но горько ему было, когда, получив свободу, уходил он в мир. Прошёл год со дня смерти сына его Турина. Двадцать восемь лет провёл он в плену в Ангбанде, и вид его был мрачен. Длинные волосы и борода у него побелели, но шёл он прямо, опираясь на большую чёрную палку, и меч был у пояса. Когда вошёл он в Хифлум, вожди востокан получили весть, что лучшие полководцы Врага ведут через пески Анфауглита чёрных воинов Ангбанда, и с ними идёт старый вождь, который у них в большом почёте. Поэтому они не тронули Хурина, а дали ему свободно пройти по северным землям. В этом они поступили мудро, ибо его собственный народ отвернулся от него, все ведь думали, что он вышел из Ангбанда почётным союзником Моргота.

Свобода лишь добавила горечи в сердце Хурина, и он ушёл из Хифлума в горы. Завидев издали пики Криссаэгрим, вздымавшиеся выше облаков, он вспомнил о Тургоне и пожелал снова разыскать Сокровенное королевство Гондолин. Спустился он с гор Эред Ветрин, не зная, что твари Моргота следят за каждым его шагом, перешёл брод Бритиах, пересёк Димбар и оказался у тёмных подножий Экориата. Там было холодно и пустынно, и стоял он, почти потеряв надежду, у смолкшего камнепада под крутой стеной: это было всё, что осталось от прежнего Спасительного Пути. Обрушенные скалы перегородили Сухую Реку и похоронили под собой арку ворот. Поднял Хурин взгляд в серое небо, надеясь увидеть орлов, как в давние дни своей юности, но различил лишь тени и лохмотья облаков, гонимые ветром с востока, и недоступные вершины в клубах туч, и услышал, как ветер свистит в камнях.

Однако большие орлы к тому времени удвоили дозоры и прекрасно видели, как далеко внизу одиноко стоит в гаснущих сумерках всеми забытый Хурин. Сам Торондор, посчитав, что это великая новость, полетел с ней к Тургону. Но сказал Тургон:

– Ты, верно, ошибся. Что, Моргот спит?

– Нет, – ответил Торондор. – Если бы орлы Манвэ ошибались, то твоя тайна, Повелитель, давно не была бы тайной.

– Тогда это плохая весть, – сказал Тургон, – ибо она может означать лишь одно: даже Хурин Талион не устоял перед волей Моргота. Моё сердце для него закрыто.

Но когда Торондор улетел, Тургон долго думал в тревоге, вспоминая подвиги Хурина из Дор-Ломина. И открылось его сердце, и послал он гонца просить орлов найти Хурина и принести его в Гондолин, если смогут они. Но было уже поздно, орлы больше не увидели его ни на свету, ни в тени.

Хурин в отчаянии стоял перед молчаливыми скалами Экориата, и закатное солнце, пронзив облака, бросило на его седины красные пятна. Проклял он безжалостную землю и громко закричал, не боясь, что его услышат, стоя на большом камне и обратив взор в сторону Гондолина:

– Тургон, Тургон, вспомни болота Серех! О Тургон, услышь меня в тайных своих чертогах!

Но ответил ему лишь ветра свист в сухих травах.

– Так ты свистел и в Серехе на закате, – сказал Хурин.

Тут солнце скатилось за Горы Тени, вокруг него пала тьма, ветер стих и всё смолкло.

Но слова Хурина были услышаны, и Моргот очень скоро обо всём узнал и усмехался на чёрном троне, ибо так ему стало известно место, где обитал Тургон, хотя из-за орлов ни один его шпион пока не мог подойти близко к Опоясывающим горам. Таково было первое зло от освобождения Хурина.

Когда спустилась ночь, Хурин, шатаясь, сошёл с камня и, упав на землю, провалился в тяжёлый сон. Во сне он услышал голос Морвены, она плакала и много раз звала его по имени, и ему показалось во сне, что голос её идёт из леса Бретиль. Так что, проснувшись с приходом дня, он встал и сразу направил стопы назад к броду Бритиах. Проходя по окраине леса Бретиль, однажды ночью он оказался близ Переправы через Тейглин. Ночные стражи видели его, но испугались, ибо решили, что призрак из древнего кургана вышел во мраке из могилы. Поэтому они не остановили и не убили его, и так дошёл он до места, где сожгли Глаурунга, и увидел высокий камень, поставленный над обрывом Кабед Наэрамарт.

Хурин не взглянул на камень, ибо знал, что на нём начертано. Осмотрелся он и понял, что он здесь не один. В тени камня стояла на коленях женщина, и пока Хурин стоял и молчал, откинула она рваный капюшон и подняла лицо. Седая была она и старая, но вдруг их глаза встретились, и он её узнал. В диком и полном страха взгляде ещё не угас свет, из-за которого некогда самая гордая и красивая женщина из смертных получила прозвание Эледвен.

– Наконец ты пришёл, – сказала она. – Я так долго ждала.