Сильмариллион

– Истинная правда, что прибыли они за этим. Но не только за этим. Берегись сыновей Феанора! Тень гнева валар на них: чувствую я, что уже совершили они зло и нанесли вред земле Аман и своим соплеменникам. Ложь разделила вождей нольдор, а беда и горе лишь усыпили эту ложь.

И ответил Тингол:

– Что мне до этого? О Феаноре я слышал лишь рассказы, из которых следует, что был он велик. То, что дошло до меня о его сыновьях, мало радует, но, похоже, что все они – смертельные враги нашего Врага.

– Их мечи, как и слова их, обоюдоостры, – сказала Мелиана.

Больше они о том не заговаривали.

Но вскоре среди синдар начали шёпотом передаваться осторожные рассказы о деяниях нольдор по пути в Белерианд. Откуда они пошли, понятно. Жестокая правда в них была отравлена ложью. А синдар были ещё доверчивы, и (как следовало ожидать) Моргот направил на них этот удар, ибо Моргота они ещё не знали. Когда эти слухи дошли до Кирдана, он встревожился, ибо был мудр и сразу понял, что и правдивые, и ложные, они пущены именно сейчас со злым умыслом. Думал он, правда, что то был умысел вождей нольдор, завидовавших друг другу. И послал к Тинголу вестников рассказать обо всём, что слышал.

Случилось так, что в то время у Тингола снова гостили сыновья Финарфина, пожелавшие повидать свою сестру Галадриэль. Разгневанный Тингол обратился к Финроду:

– Плохо поступил ты, родич, скрыв от меня так много важного. Лишь сейчас я узнал о злых деяниях нольдор.

Но ответил Финрод:

– Что плохого сделал тебе я, Повелитель? Что плохого сделали нольдор в твоих краях? Чем мы тебя огорчили? Ни тебе, ни твоему народу зла мы не причинили и не замышляли.

– Удивлён я тем, сын Эарвен, – сказал Тингол, – что ты приходишь к родственному столу, запятнав руки убийством родни по матери, и не просишь прощения, и не говоришь ничего в свою защиту.

Очень расстроился и смутился Финрод, но молчал, ибо не мог обелить себя, не очернив других вождей нольдор, а этого он не мог сделать пред лицом Тингола. Сердце же Ангрода переполнилось горечью, вспомнил он слова Карантира и вскричал:

– Повелитель, неведомо мне, какую ложь слышал ты и когда, но наши руки той кровью не запятнаны. Пришли мы сюда без вины; может быть, виноваты по недомыслию. Слушали мы слова Феанора и словно опьянели, как от вина. Не вершили мы зла в дороге, сами испытали беду и обман, перестрадали и простили. Здесь говорят, что мы тебе лгали, а нольдор предали. Несправедливо это, мы молчали из верности друг другу, и этим вызвали твой гнев. Но сейчас не можем больше терпеть обвинения, и ты узнаешь правду.

С горечью говорил Ангрод о сыновьях Феанора, рассказал о кровопролитии в Алквалондэ, о Пророчестве Мандоса и сожжении кораблей в Лосгаре, а в конце вскричал:

– Доколе мы, одолевшие Скрежещущие Льды, будем терпеть, чтобы нас обзывали предателями и братоубийцами?!

– Всё же и на вас легла тень Приговора Мандоса, – сказала Мелиана.

Но Тингол долго молчал, потом сказал:

– Сейчас уходите. Сейчас у меня сердце горит. Потом, если захотите, вернётесь. Я не закрою дверей перед вами, родичи, вовлечённые в злые деяния, но не принявшие участия в них. И с Финголфином и его родом не разорву я дружбы, ибо жестоко расплатился он за содеянное зло. В ненависти к Чёрной Силе, чьей подлостью оно причинилось, сотрутся наши раздоры. Но слушайте и запоминайте: речи убийц моих родичей в Алквалондэ да не дойдут больше никогда до моих ушей! Пока я правлю этой страной, никто не услышит здесь их языка. Пусть все синдар внимут моему приказу: не говорить на языке нольдор и не отвечать на речи на нём. Кто же употребит его, будет считаться братоубийцей и нераскаявшимся предателем!

С тяжестью на сердце покинули тогда Менегрот сыновья Финарфина, поняв, что это сбываются слова Мандоса и что всегда они будут сбываться, и никому из нольдор, последовавших за Феанором, не уйти от Тени, павшей на его род. И было так, как сказал Тингол: все синдар вняли его словам, во всём Белерианде отказались от языка нольдор и перестали отвечать тем, кто вслух заговаривал на нём. Тогда изгнанники для каждодневного употребления выучили язык синдар, а Высокой речью Запада стали пользоваться между собой лишь вожди нольдор. И ещё язык нольдор остался языком высокой книжности там, где они жили.

Прошло время, и однажды, когда Нарготронд был уже построен (а Тургон ещё жил в первом своём дворце в Виньямаре), сыновья Финарфина собрались там на пир. И Галадриэль приехала из Дориата погостить в Нарготронде. У короля Финрода Фелагунда до сих пор не было жены, и спросила его Галадриэль, почему так. Не успела она произнести свой вопрос, как озарило его предвидение, и сказал он:

– Дам я свою клятву, и никто не помешает мне исполнить её и уйти во тьму. То, что придётся пережить моей стране, не должно стать наследством сына, потому и сына мне не надо.

Но говорят, что эти холодные мысли пришли к нему в тот час не случайно, ибо любил он Амариэ из племени ваньяр, а она не пошла с ним в изгнание.

Глава 16 О Маэглине