Пути гномов из Синих гор проходили по двум дорогам через восточный Белерианд и по северной дороге, к бродам через Арос, мимо леса Нэн Элмот. Там и встречался Эол с наугримами и говорил с ними. Их дружба росла, и он даже иногда гостил у гномов в глубоких пещерных дворцах Ногрода и Белегоста. Там он многому научился, стал великим мастером в обработке металла и сам придумал и изготовил металл твёрже гномьей стали, но такой ковкий, что из него можно было делать тончайшие вещи, причём клинки и дротики его не пробивали. Назвал он тот металл
Случилось так, что увидел он Аредхэл Ар-Фейниэль, заблудившуюся в тёмных деревьях у края леса Нэн Элмот, – была она, как светлый луч в сумраке его страны. Очень красивой показалась она ему, и он пожелал её и опутал её чарами, чтобы не смогла она найти выход из лесу, а лишь всё приближалась к его жилищу в глубокой чаще. Была там у него кузница и сумрачный дворец, и молчаливые слуги, привыкшие жить тихо и скрытно, как и их хозяин. Когда уставшая от блужданий Аредхэл подошла, наконец, к его дверям, он открылся ей и приветствовал её, и повёл в дом. И осталась она там, ибо Эол взял её в жёны, и долго никто из её родичей ничего о ней не слышал.
О том, что Аредхэл совсем этого не желала или была несчастной, живя долгие годы в лесу Нэн Элмот, нигде не говорится. По приказу Эола ей пришлось избегать солнечного света, но они вместе подолгу гуляли под звёздами или в свете неполной луны. Эол разрешал ей гулять одной, лишь запретил разыскивать сыновей Феанора и вообще встречаться с нольдор. В тени Нэн Элмота родила Аредхэл Эолу сына и мысленно дала ему на запрещённом здесь языке нольдор имя Ломион, что означает Дитя Сумерек. Отец же не давал ему имени до двенадцати лет, а затем назвал его Маэглин, что значит Острый Взгляд, ибо к тому времени понял, что взор сына проникает глубже, чем его собственный, и что прозорливый мальчик может читать тайные мысли за туманом слов.
Вырос Маэглин, стал высок ростом, статью и лицом напоминал он своих родичей нольдор, но нравом и складом ума был в отца. Был он немногословен, говорил подробно лишь о том, что близко задевало его, и тогда в голосе его появлялась такая сила, что проникал он в самое сердце согласных с ним и разбивал тех, кто возражал. Был он черноволос, но белокож, а глаза у него были тёмные и вместе с тем ярко сверкали, как у нольдор. Он часто ходил вместе с отцом на восток, в гномьи города в горах Эред Линдон, охотно там учился и особенно преуспел в поиске руд в горах.
Говорят, что Маэглин любил мать больше, чем отца, и когда Эол уходил, он любил подолгу сидеть рядом с ней и слушать её рассказы о родичах и их деяниях в Эльдамаре, о могуществе и храбрости вождей из рода Финголфина. Всё это запало ему в сердце, но особенно то, что слышал он о Тургоне. И запомнил он, что жена Тургона Эленвэ погибла при переходе через Хелькаракс, и не было у короля сына наследника, а была единственная дочь Идрил Келебриндал.
Когда Аредхэл обо всём этом рассказывала, в ней самой рождалось желание снова повидаться с родичами, и она уже удивлялась самой себе, тому, что могла устать от света в Гондолине, от сверкавших на солнце фонтанов, синего неба и зелёных трав Тумладена под весенним ветром. А когда и сын, и муж уходили вместе, она оставалась совсем одна в тенях со своими мыслями. От её рассказов возникли первые ссоры между Маэглином и Эолом. Ибо мать ни за что не хотела открывать Маэглину, где живёт Тургон и как туда пройти, и он стал ждать, надеясь выведать у неё эту тайну или прочитать как-нибудь её мысли, а пока это не получалось, выразил желание посмотреть на нольдор и поговорить с другими своими родичами, сыновьями Феанора, которые жили ближе. Когда отец его Эол об этом услышал, то пришёл в ярость.
– Ты не голодрим, Маэглин, сын мой, ты из Дома Эола, – сказал он. – Наша земля – земля телери. Иметь дело с братоубийцами и захватчиками я не буду и сыну не разрешу. А не послушаешься – велю заковать тебя в цепи.
Маэглин ничего не ответил, посмотрел холодно и после этого не стал никуда с отцом ходить, а Эол перестал доверять ему.
И вот однажды в середине лета гномы, по обыкновению, пригласили Эола на пир в Ногрод, и он уехал. Маэглин с матерью остались одни и могли некоторое время свободно гулять по лесу и ездить в его пределах, куда хотели. Стали они всё чаще выезжать на окраину леса, к свету, и в сердце Маэглина от этого росло желание покинуть Нэн Элмот навсегда. И сказал он Аредхэл:
– Повелительница, давай уедем отсюда, пока не поздно! Здесь нет надежд ни для меня, ни для тебя. Мы здесь пленники, я ничего здесь не добьюсь. Я уже выучил всё, что смог дать мне отец, и всё, что согласились открыть наугримы. Поедем в Гондолин! Ты будешь мне проводником, а я тебе – надёжной охраной!