Я согласился. Подобрал несколько комплектов идентичных фасонов и цвета, но разного размера. Цвета, конечно… мда… такое я раньше не носил… Розовенькие футболочки, украшенные серебряными звездами. Туники с яркими цветами и прочая «девичья радость».
Скорее всего, наряды, прически и то, что Леля упорно называла меня сестрой, стали причиной той ошибки, что произошла при нашей отправке в пансион.
Мало того что мое имя могло трактоваться как мужское, так и женское, но и медицинских служб, что нас опекали, оказалось чересчур много. Те врачи, что проверяли кровь, ДНК и брали анализы, никак не пересекались с психологами, а те в свою очередь с вирусологами. Каждая служба делала свое дело. А заполняли анкеты воспитатели. Тем совершенно было без разницы, какое ДНК у их подопечного. Главное, что здоров и не заразен.
Меня записали марийцем, и никто не усомнился в моей расовой принадлежности (по глазам судили). Мало того я по документам еще оказался и женского пола. Честно говоря, я эту ошибку и сам не просек. Той группой, что была в плену, мы отправились в пансион. То, что с нами не полетели мальчишки-тасийцы, было и так понятно. Они почти рядом с Тасией и вернулись на родную планету.
Девочки-землянки к моему присутствию давно привыкли. А болтливых особей у нас после плена не осталось. Так что в пансионе, куда нас переправили, я умудрился скрывать свой пол почти пять недель.
Все вскрылось, только когда врач решила устроить очередную проверку нашего здоровья и подкорректировать меню. Девочки заходили по очереди в кабинет и располагались в большой медицинской капсуле. Я сразу сказал, что Лелю одну не отпущу и буду рядом сидеть, пока аппарат будет делать ей сканирование.
Врач не возражала, только попросила игрушки и лишние предметы в капсулу не тащить. Впрочем, Леля у меня послушный и спокойный ребенок (если я рядом). Так что в капсулу легла и спокойно все вытерпела. А потом настала моя очередь. Быстро скинул с себя одежду и попросил Лелю посидеть в сторонке. Малышка забралась на стул и замерла в ожидании. Зато я произвел впечатление на доктора.
– Ты что, мальчик? – охнула дама, разглядывая мои скромные причиндалы.
– Мальчик, – не понял я её претензий.
– У нас же женский пансион! – повторно ахнула дама.
И чего? Я что, тех девочек насилую или как-то притесняю, не понял я сути претензий. В общем, медицинская проверка на том и закончилась. Воспитатели забегали, засуетились. Снова откуда-то прислали психологов.
Я как мог терпеливо пояснял, что, вероятно, ошибка возникла из-за того, что я похож внешне на девочку. Плюс одежда и волосы. Но с сестренкой нас разлучать нельзя. Марийцы очень ранимые, а у Лели и так никого родных не осталось. С этим все согласились.
– Андри, в пансионе вы вполне смогли адаптироваться, – вызвала меня на беседу старший психолог. – Есть большая вероятность, что смена обстановки не станет для вас критичной.
– Не станет, – заверил я.
Психолог к нашей проблеме подошла со всей душой. Честно говоря, меня такое внимание искренне удивило. Даже не ожидал, что у нас столько льгот будет. Но Содружество выделяло на реабилитацию бывших пленников совершенно сумасшедшие средства.
Дама-психолог подобрала нам действительно отличный вариант. На Научке, кроме известного университета, располагалось еще много чего. Пансион для детей тоже был. Там проживали одаренные дети или те, за кого платили родовитые родственники.
– Уклон обучения в пансионе врачебный, – объяснял нам с Лелей психолог. – Но на самом деле это очень обширная область. Вам будут доступны все самые престижные биологические факультеты университета.
– Университета? – не понял я.
– Да. На каждого из вас выделен специальный грант. И учебу, и прочее будет оплачивать Содружество.
Леля из нашего разговора мало что поняла. Зато я сообразил, какие перспективы ждут нас впереди. Тот самый университет, где обучение стоит немерено дорого, станет для меня доступным уже через пять лет. Мало того, психолог очень рекомендовала потом выбрать факультет «Лицевого омоложения». На Маре это всегда популярно, и такая профессия станет залогом хорошей жизни.
– Андри, я перешлю файл с вашими данными начальнику пансиона. Но код доступа будет только у него, – пояснила психолог. – О том, что вы побывали в плену, никто не узнает. Зачем вам лишнее напоминание?
С этим я согласился. Мы еще раз подробно оговорили нашу «биографию». Для всех мы с Лелей просто дети, оставшиеся сиротами после войны, но имеющие богатых родственников, что платят за пансион.
Стремление психолога как можно меньше повергать нас стрессам послужило продолжению прежней ошибки. Сам начальник пансиона личные дела если и читал, то согласно коду доступа больше никого к ним не допускал. Остальной же персонал пансиона имел о нас лишь общие сведения. А именно: дети-марийцы в количестве двух штук, имена, возраст, число прививок и прочая медицинская дребедень.
Одежда на мне была девичья, мордашка «омежья», плюс косички, ленточки… Что могли подумать воспитатели, глядя на нас с Лелей?