Сильнее

Они спорили о прессе. Мой отец дал несколько интервью, не столько из-за желания попасть на первые полосы газет, сколько, я полагаю, из-за неспособности прекратить говорить. Маме это не нравилось.

– Кто он такой, чтобы говорить о Джеффе? – гневно спрашивала она.

Всего лишь мой отец, мама.

– Я думаю, что нам нужно понизить градус драматичности до минимума, – говорила Эрин.

Они спорили о пожертвованиях. Два незнакомца из Колорадо организовали страницу в Фейсбуке в мою поддержку, и начали поступать пожертвования. Два друга из Костко, Джон и Обри Парк, сделали браслеты «Крепись, Бауман» и продавали их за доллар. Они думали, что продадут несколько сотен, но их покупали тысячами.

– Это деньги Джеффа, – говорила Эрин, – поэтому только ему решать, что с ними делать.

Они спорили, где я буду жить, когда выпишусь из больницы.

– Он еще даже не пришел в сознание, – говорила Эрин со злобой. – Нам нужно сосредоточиться на том, что Джеффу нужно сейчас, когда он проснется, а не на том, что будет через месяц.

В конце концов решили, что Эрин расскажет мне обо всем. Она была единственным человеком, которого я звал. Все знали, как я заботился о ней и доверял. И, кроме того, она была единственной нейтральной стороной.

Я знаю, что это было тяжкое бремя, но она взвалила его на свои плечи без жалоб. По крайней мере, моя семья не отвергла и не обвиняла ее, чего она боялась. Она осталась со мной на несколько часов в тот день, хотя это было нелегко ни в ее, ни в моем состоянии. Эрин была вымотана и ошеломлена. У меня было столько травм и ожогов, что я не был похож сам на себя, как будто бы мое тело было… короче. Все беспокоились о моем внутреннем состоянии.

– Если Джефф сможет быть со мной, – сказала Эрин своей сестре Джилл ночью, – то я смогу справиться с чем угодно. Но он должен хотеть этого. Я не могу сделать это за него.

Как мне стоило отреагировать, когда я проснулся и осознал, что произошло? Стоило ли мне отчаиваться? Стоило ли мне злиться? Стоило ли быть мне самим собой вообще?

Около пяти часов вечера Эрин решила уехать. Мишель проснулась и шла на поправку после операции, поэтому Эрин и Гейл поехали на другой конец города, чтобы провести несколько часов с ней.

И конечно, именно в этот момент я решил проснуться.

5

Первое, что я помню, это лицо моего лучшего друга Салли. Он стоял около кровати, смотря на меня. Я обернулся и на другой стороне кровати увидел лицо его бывшей девушки Джилл. Честно, они выглядели не очень.

Это было поздним вечером во вторник, почти через тридцать часов после взрыва. Согласно предположениям врачей, я не должен был проснуться до среды. Поэтому Салли взял ответственность на себя.

«Я закричал: „БАУМАН, ПРОСНИСЬ“, – говорит он людям с гордостью. – Я прорычал это как-то так: „БАУМАН! БАУМАН! Проснись!“ И он проснулся».

На самом деле меня разбудила рука Джилл на моей голове. Я лежал где-то и чувствовал, что что-то легкое касается моей головы, и я открыл глаза.

Все мое тело болело. Они ввели мне морфин, чтобы облегчить боль, но все равно я чувствовал себя так, будто прошел через одну из этих драк в фильме, когда плохие парни бьют тебя в живот еще несколько раз, чтобы ты запомнил свое поражение, даже когда ты уже упал. Когда я повернул голову, мне стало больно.

Я пытался сглотнуть, но не мог. Мое горло было сухим, но я не мог пошевелить языком. Я запаниковал. Я думал, что я задохнусь. Затем я заметил трубку, которая была подведена к горлу.

Я уставился на Салли и Джилл. Они уставились на меня. Ожидание. Что я мог сказать? Ничего, только не с этой трубкой в моем рту. Я поднял руку и сделал движение, будто писал. Я думаю, что Джилл дала мне карандаш и бумагу.

Я написал:

«Лт. Дэн».

Салли рассмеялся.

– Только Бауман, – сказал он.

Лейтенант Дэн был офицером Форреста Гампа. Он потерял ноги во Вьетнаме.

Я потянулся к нижней части моего тела.

– Да, – сказал Салли с печалью, – Ты потерял ноги.

Я потянулся за бумагой снова. Мне нужно было еще что-то сказать. Я написал…

Боже, хотел бы я знать, что я написал, потому что все помнят нечто другое. Об этом написали много раз, сначала Блумберг Ньюс, затем Бостон Глоуб и другие. Я написал: «Сумка. Увидел парня. Смотрел прямо на меня». Это то, что помнит Крис – мой сводный брат по папиной линии, – и он был тем, кто говорил с прессой. Однако у членов моей семьи по маминой линии была совершенно иная версия. Они видели, что я рисовал картинки, хотя не могли прийти к согласию о том, что именно я рисовал.

Салли помнит, что я указывал на свои глаза. Затем рисовал рюкзак. Бомбу. Затем лицо. Я сделал знак пальцами, символизирующий, что я видел его.

И он понял.