Сильнейшие

Рывком сдернул испорченную вещь, поранив запястье заложника. Серебро вобрало в себя часть огня… еще одну часть. Но все равно оставалось много. Казалось, тело звенит изнутри, настолько тонкой стала оболочка. И больно… хотя это не страшно, привык. Языком тронул эту, северную кровь, лизнул — на вкус она не отличалась от южной. Выпустил руку Айтли. Откинулся к стене, закрыв глаза.

Тут… можно хотя бы дышать.

Прохладные пальцы легли на виски. Прохлада потекла в вены, успокаивая… северная Сила, освобожденная. Легкая, прозрачная, как дождевые струи.

Дождевые струи… Таличе, вспомнил — и думал о ней.

Струйки весеннего ливня скользили по вискам, по лбу, по глазам… смывали алые пятна. Потом дождь кончился.

Открыл глаза, поднялся. Улыбнулся. Увидел — тень ответной улыбки скользнула по тонким губам.

— На, — Кайе поднял с пола, протянул то, что было браслетом.

— Зачем? Теперь его не надеть…

— Оставь на память. Я пришлю того, кто новый закроет.

Айтли кивнул: свобода — это заманчиво, но кто же позволит?

Впервые почувствовал себя легко в присутствии оборотня… можно дышать полной грудью. Хорошо-то как!

— Что там, снаружи?

— Праздник. — Добавил: — Сюда никто не придет.

— О сестре… ничего?

— Я не знаю.

Кивнул на прощанье и вышел.

Ночь уползла, уставшая от света, движений и грохота. Рассвет висел блеклой дымкой, глядя на пустеющие площади и улицы, и сомневался, стоит ли ему спускаться сюда. Рассвету было не по себе.

Имма покусывала листик мяты, пытаясь прогнать привкус сладкого дыма во рту. Праздники ее не интересовали, но упустить возможность обнаружить очередную «диковинку» она не могла. Почти все время она просидела на постаменте возле черной стелы на краю площади, и лишь изредка ныряла в толпу.

Там, на постаменте, и нашел ее Ийа, протянул руку — идем. Уставшая Имма послушалась, она всегда слушалась, если дело не касалось ее личного мира.

— Ты видела его сегодня? Кайе? — и, не ожидая ответа, продолжил: — Я боялся, все закончится плохо. Но он подевался куда-то.

— Чего же ты ждал? И почему никому не сказал? — удивилась Имма.

— Я видел энихи, а не человека. Такого, который отчаянно нуждается в крови… и способен когтями искры высекать из камней. Я потерял его из виду и больше найти не смог. Искал.

Он какое-то время шел молча, и спутница не нарушала течения его мыслей. Пальцы ее подрагивали, как всегда — в воздухе после праздника парило много невидимых нитей.

— Имма, я хотел сделать больно старшему. Я вел себя, как дурак.

Молодая женщина изумленно воззрилась на друга, и руки ее замерли.

— Я не стал любить Къятту, — усмехнулся невесело. — Но мальчишка… — Шагнул в сторону и присел на медный край фонтана в виде ревущего оленя. — Он был несносным ребенком. А сейчас я не понимаю, что от него ожидать. И он… я касался его души. Он плохо владеет собой, ему едва удается справляться с Огнем. Но он сильнее, чем я мог надеяться — я говорю про тело. Раньше я мог мечтать, что он сожжет сам себя. Теперь скажу — нет. Еще пока нет. Зато любого другого — и удержаться вряд ли сумеет. И не станет — он убивает, как дышит.

— Тебе-то что? — растерянно спросила Имма. — Пусть северяне боятся…

— Имма, они далеко, а мы — рядом. Юг давно уже напоминает болото… Каждый верит, что неуязвим, и хочет быть первым. Такое было в начале, ты знаешь.

— Но что тебя беспокоит? — молодая женщина подошла к нему, положила ладонь на плечо. — Все давно пришло в равновесие…

— Я говорил тебе много весен назад — для развлечения искать новых, обладающих Силой, опасно. Мы и так… тесно здесь, душно, ты понимаешь? Всех нас чересчур много, давно не умирают из-за попытки доказать другому свое право первенства. Даже круг стал почти игрой…

— Ты хочешь, чтобы мы умирали? — Имма сняла руку, отступила от друга детства.

— Я не хочу. — Перевел дыхание. — Я умею учиться. Не испытываю отвращения, глядя на север. Они станут против нас вместе, потому что им есть, к чему стремиться. Неважно, пусть это золото или земля. Они на самом деле ненавидят нас. А мы…

— Ты говорил о мальчишке.

— Да, — Ийа кивнул, помолчал, собираясь с мыслями. — Скоро вулкан проснется. И первыми погребет тех, кто ближе к нему.

— Боишься?

— Разве я говорил об этом? — произнес, не скрывая досады.

— Ты говорил — после «перьев» — что не испытываешь к нему неприязни.

— Верно. А еще… можешь считать меня идиотом. Но чем дальше, тем тяжелее в Астале — воздух перед грозой похож на то, что сейчас здесь. Ни грома еще, ни молний… и туча вроде как далеко. Но тяжко, Имма.

— Может, вулкан просыпается у нас под ногами? — испуганно спросила она.

— Верно… Только не тот, не бойся. Такие вулканы, из которых настоящая лава, родятся в горах. Но Лима… живая, и она сердится очень. Не знаю, на что… — он встряхнул головой, прогоняя мысли, и спросил подругу:

— Ты все еще настроена выполнить просьбу Къятты? Новолуние завтра. Стоит ли?

— Я обещала, — отозвалась Имма. — И мне самой интересно.