Сильнейшие

— Только дочь ее оказалась достаточно непредсказуемой, чтобы покинуть север с южанином и прихватить с собой парочку друзей.

— Разве это — признак большого ума обеих?

— Всего лишь признак мышления, отличного от обыденного. Пожалуй, мальчику пора отдохнуть от искусства исцеления и заняться иным — например, воинским искусством. Я с удовольствием доверю его, допустим, Кави — так у его сестры и Илы останется полная уверенность, что мальчишка у них на виду.

— А что скажет Лайа?

— Ах, эта женщина? — Лачи улыбнулся, словно выныривая на поверхность. — Ее племянница общается с полукровкой. Я ни в коем случае не намерен мешать их дружбе! У Лайа не будет ни малейшего повода для недовольства.

Не сразу целительница и полукровка прибыли в Ауста; при входе Лиа перехватила знакомая ее — красильщица, судя по неотмытым пятнам кошенили на руках. На сей раз пациентом стала маленькая девочка, засорившая глаз. Обрадованные помощью родители вручили пожилой женщине корзину с лепешками и маленькими желтыми клубнями, и теперь подросток нес ее к дому Лиа. Огонек намеревался побыть у бабушки совсем немного, и вернуться в свое обиталище. А Лиа собиралась привести дом в порядок, чтобы не стал заброшенным.

Боль копьем пронзила левую половину спины. Охнув, Огонек упал на колени, не в силах ни согнуться, ни разогнуться. «Умираю», — мелькнуло в голове. Жизнь перед глазами не проносилась, хоть слышал — бывает такое, только синие и алые круги вращались бешено.

— Мальчик, что ты? Что с тобой?! — Руки Лиа подхватили его, голос доносился как через ватную стену.

— Копье…

— Что ты, какое копье? — почти закричала целительница.

— Там… больно… — он повалился вперед, едва не сбив маленькую женщину с ног.

Потом, лежа в ее домике, он не решался двинуться, хотя боль прошла. Почти, осталось легкое напоминание. Даже как Лиа с помощью соседа доставила его в дом — не помнил.

— Что это было, аньу?

— Я не знаю, маленький…

— Но я был уверен… мне было так… — растерянный, он уткнулся носом в подушку. Вздрогнули губы. Напугать Лиа… так стыдно.

Прохладная рука легла ему на локоть.

— Так бывает, малыш. Может, попросту сделали плохо тому, на юге… и это было настолько сильно, что ваша прежняя связь вернулась на мгновения.

— А?! — позабыв про страх, что вернется рвущая боль, Огонек сел. — Что, значит, его убили?

— Откуда мне знать… Попробуй почувствовать.

— Нет, не хочу! — почти выкрикнул мальчишка. Снова соприкоснуться с этим… может, и умереть? Или другое что? Оглянулся испуганно, словно оборотень мог в любой миг появиться в хижине Лиа.

— Не бойся, он не придет и тебя за собой не утянет, — как показалось, грустно произнесла Лиа. — Вы долго не виделись. Всякая связь слабеет. Скоро ты перестанешь ощущать его совсем.

— Скорей бы! — ломким, высоким голосом произнес Огонек. — Аньу, как я устал! Лучше бы никогда…

— Но и мы тогда бы не встретились, — с мягким укором проговорила целительница.

— Прости, — прошептал мальчишка, и кровь прилила к лицу — отвернулся.

Стыдно было за свою слабость, ой как стыдно. Обрадовался новости, вернувшись в Ауста — велено отдать его под надзор Кави. Мол, пока молод, хоть немного поучится ножом владеть, да и просто телом своим, чтобы первый попавшийся ёжик не загрыз насмерть. «Ёжика» полукровка проглотил, не поморщившись — и правда ведь, как-то не приходилось от зверей отбиваться… кроме — ох, не надо об этом…

А вот Лиа попадаться на глаза не хотелось. Расхныкался, как ничтожество полное. Надо же, почудилось что-то, и сразу готов слезы на кулак наматывать! Да она не раз людей в черные пещеры провожала, перед этим всю Силу до капли отдав, а тут — полсуток просидела с ним, будто он и вправду вот-вот помрет! Стыдно… Вот пройдет время, он искусству бойца поучится, а потом к ней вернется, и к Шиму, и к Иве…

А как же люди, которым ты мог… ну, не то что сильно помочь, но хоть боль снять? — спрашивал внутренний голос. Так я же скоро, возражал сам себе. Я никогда не перестану о них заботиться… но я хочу стать сильнее. Если не как айо, если уж не дано — то хоть просто как человек…

Кираи было заметно меньше весен, чем Кави, и с Огоньком он сошелся ближе. Показывал, как бросать дротики, стрелять из маленького округлого лука — первое давалось Огоньку на диво легко, но к луку никак не мог приспособиться.

— Тебя когда-то учили, — задумчиво промолвил Кираи, наблюдая за солнечным бликом на мишени, в которой торчал брошенный подростком дротик. — Учил воин или охотник, может, тот и другой сразу.

— Отец? — робко спросил Огонек.

— Может, и женщина… такое тоже водится и у нас, и на юге. Посмотри на Элати. Сестра ее терпеть не может дальние дороги и лес, а Элати все нипочем.

«Отчего же Атали гордится не матерью — теткой?» чуть не сорвалось с языка; и сорвалось бы, успей они с Кираи сдружиться сильнее.

Но пока держал язык за зубами, тем паче — Тилави жил тут же, и, казалось, вот-вот и расскажет страшную тайну Огонька. И тогда — со скалы… орлом полетишь.