Сильнейшие

Двое из четверки отстали, теперь задние животные скакали, выстроившись в линию. А двое опередили остальных — огромные черные самцы грис, сильные, и злые, наверное. Огонек не сомневался — знал, кто рванулся первым… а кто был вторым, неважно, потому что желает тот единственного — остановить. Энихи… глупые звери. Им важно не просто ударить — ощутить, как ударил, оказавшись близко… А если вырвется пламя, долина вспыхнет вся — сухая трава легко подчинится огню…

Кайе не сделает этого. Ведь тогда погибнет и южный лагерь!

Ши-Алли запела. Потрясенный, подросток прижал ладони к ушам и застыл, как вкопанный — на него едва не натолкнулся Кираи, замыкавший цепочку.

— Шагай же! — почти грубо сказал тот, не отводя взгляда от всадников… сотня ударов сердца, и они будут близко.

— Слушай! — звук, одновременно высокий и низкий, едва не сводил с ума. Ши-Алли пела без слов, переливаясь невидимым голубоватым светом.

Кираи без лишних слов подхватил Огонька, перекинул через плечо и понес дальше — ошеломленный непонятным певучим звуком, тот не сопротивлялся, висел мешком.

В Тейит часто охотились с помощью птиц. Полукровка не слишком любил и слушать о таком развлечении, не то что смотреть. А у Кираи был сокол, и у Шику был… Завидя жертву, хищная птица камнем падает на нее, сложив крылья — и может показаться, что вот-вот, и охотница разобьется. Но она всегда успевает, и, даже промахнувшись, разворачивается над самой землей и взмывает в небо.

Так и южане летели сейчас к невысокой гряде. И достигли ее скоро.

Луки и дротики у северян были, но никому, кроме Огонька, не пришло бы в голову ими воспользоваться. Если бы на посланцев Тейит неслась лавина дикарей или диких зверей, лучники расстреляли бы нападавших еще издалека. Но против Силы оружие обыкновенное применять было — как пытаться закидать медведя шариками репьев.

Два самца грис подлетели к гряде голова в голову, первыми, но потом всадникам пришлось соскочить на землю — пробираясь через мешанину небольших камней и кустарника, животные рисковали поломать ноги. Южанин, державшийся наравне с Кайе, опередил его на шаг, и оказался хорошей мишенью. Ни один «щит» обыкновенного айо не выдержит нескольких ударов одновременно. Это понял и Огонек, не то что оборотень. Тот рванулся, в прыжке закрывая собой своего — и уже в Кайе полетел радужный нож. Время застыло и подернулось мутноватой пленкой.

Он не помнит про «щит», отрешенно подумал Огонек, стоя сбоку и баюкая в ладони чекели. Ему хватило бы и стрелы… Видел — на груди и правом плече одежду не то прожгло, не то разрезало. Лицо оборотня исказилось, но тот не вскрикнул. И все-таки Кайе вспомнил про защиту — последней доли мгновения хватило ему, чтобы закрыться от двух ударов. Южанин, которого он заслонил и сбил с ног, перекатился по земле, поднимаясь.

Сероватый шепот обволакивал все, вползал в уши Огонька — ну давай же, не медли! Но он не мог, держась за плечо — самому стало больно. Не сильно, давно ослабела связь. Нехотя он поднял кристалл; ощутил желание взглянуть через золотистые грани на закатное солнце.

А Кайе шагнул вперед, и закричали сзади — те, кто ставил завесу. Треск воздуха был почти слышен, и растерялся Лачи — юноша прорвал завесу, которую ставили пятеро сильных. Будто зверь пробежал по тропе, загороженной паутиной, и не заметил, ослепленный болью и яростью.

Чекели в руке Огонька нагрелся — то ли от близости Огня, то ли от внезапно ставшей горячей ладони.

Еще пара быстрых движений Кайе, мягких, как прыжок играющей кошки — но северяне попросту не успели отступить хоть на пару шагов. Теперь оборотень стоял напротив Лачи… да что там, напротив, важно ли это? Прорвана была завеса, казавшаяся непреодолимой. А значит, его не остановит щит человека, стоящего на расстоянии вытянутой руки.

Кираи не выдержал. Блеснул радужный нож, рассыпался тысячью капелек, ударившись о «щит» оборотня, теперь окружавший его почти зримой стеной. Юноша искоса взглянул на воина севера.

«Почему?» — мелькнуло в голове Огонька. Кираи был таким рассудительным…

Но южанин не удостоил бросившего нож и вторым взглядом, не то что смертельным ударом. Он просто стоял и смотрел на Лачи. Лицо было сумрачным — и задумчивым. Кайе что-то решал для себя, что-то важное. И это было неправильно, как если бы в прыжке остановился дикий зверь, передумав убивать немедленно.

А южане приблизились.

Золотистый кристалл обжигал руку, будто стал раскаленным углем. Невозможно терпеть…

Полукровка шагнул вперед, теперь от оборотня и его отделяло совсем немного. Протянул чекели на раскрытой ладони — ему. Зрачки обоих будто одним целым стали — не мимолетное скольжение, как там, у завесы; Кайе тяжело глянул — почти ударил. И взял протянутое.

На миг Огоньку показалось, что вместо Лачи возник сталагмит — такой же неподвижный, белый и непроницаемый. Еще миг — и сталагмит ожил, улыбнулся, не теряя достоинства. Кивнул, и лишь к Огоньку обратился: