Можно выделить следующие стимулы и предпосылки перераспределения экономических активов. Во-первых, усилившиеся после залоговых аукционов крупные бизнес-группы начали создавать вертикально интегрированные и отраслевые холдинги. Они стремились к тому, чтобы стабилизировать повторяющиеся и критически важные трансакции, объединяя отношениями собственности и единого управления цепочки от добычи сырья до отгрузки конечной продукции. Этому мешали прежние собственники, например хозяева какого-нибудь горно-обогатительного комбината, поставщика редких металлов (ванадий, стронций) или ценных добавок, способные диктовать условия металлургическому гиганту. Другой мотив — консолидировать предприятия отрасли, скажем, пищевой или автомобильной, в единый холдинг. Во-вторых, в российской экономике еще оставались прибыльные экспортноориентированные предприятия (добыча и переработка нефти, производство стали, алюминия, машиностроение) и предприятия с растущим рынком (энергетическое машиностроение в условиях реформы энергосистемы, пищевая промышленность). Они представляли долгосрочный инвестиционный интерес, но часто находились в руках неэффективных или слабых собственников. По причине закрытости акционерных обществ и неразвитости фондового рынка захват предприятий посредством банкротства или по решению суда с использованием заказных уголовных дел или прямого физического насилия был не только дешевым, но и часто единственным способом овладения активами. В-третьих, региональная исполнительная власть стремилась к укреплению «губернаторской экономики», т. е. пыталась перевести под свой контроль основные предприятия региона, вытесняя внешних кредиторов или акционеров, а также нелояльных директоров. В-четвертых, захваты предприятий давали огромные возможности для краткосрочных доходов за счет распродажи активов, спекуляции, корпоративного шантажа и т. п.
Серьезным стимулом к перехвату управления, а это и есть основная составляющая захвата предприятия, стала ситуация с реализацией прав собственности. В условиях непрозрачности деятельности предприятий основные выгоды реализуются через текущее управление и принятие решений — во многом через теневые схемы, подставные компании, фиктивные цены и показатели. В таких условиях легко занизить прибыль и не выплачивать дивиденды, увести активы или не выполнить другие обязательства перед инвесторами. Поэтому для инвестора, который не участвует в управлении, значительно повышается риск инвестиций и снижается прибыльность. Инвестиции, следовательно, требовали участия в управлении предприятием. Отсюда — стимулы к перехвату управления и, наоборот, борьба за то, чтобы любой ценой сохранить управленческий контроль.
Захваты предприятий могли преследовать как краткосрочные (спекуляция, распродажа активов, возврат долгов), так и долгосрочные цели (включение в состав холдинга, инвестирование), однако смена руководства предприятия являлась необходимым шагом при любом сценарии. Новый закон о банкротстве предоставлял удобную формально-правовую схему, а полуавтономные региональные подразделения силовых структур, готовые к работе по «заказу», — необходимый механизм реализации этой схемы. Законодательство, действовавшее до 1998 г., определяло необходимую для начала процедуры банкротства сумму задолженности как равную стоимости активов. Такое определение суммы и другие составляющие банкротства делали его технически очень сложной процедурой. В целом этот закон давал преимущества должникам. В новом законе пороговая сумма задолженности, необходимая для начала процедуры банкротства, равнялась эквиваленту 15 тыс. долларов, что в условиях массовых взаимных долгов, особенно за электроэнергию, делало большинство предприятий потенциальными банкротами. По закону 1998 г. местный арбитражный суд назначал временного управляющего, тот созывал собрание кредиторов, где назначался новый менеджмент. Вся процедура была предельно простой и на практике неподконтрольной государственным органам.
К июню 1999 г. число исков о банкротстве достигло 12 тыс. За первые 10 месяцев действия нового закона суды приняли к рассмотрению 4 573 дела о банкротстве (в два раза больше, чем за предыдущие пять лет), из которых 2 006 дел закончились конкурсной процедурой (ликвидацией). В 2001 г. суды рассмотрели 47 762 дела, из которых в 1 229 случаях были назначены временные управляющие, в 7 084 случаях дело кончилось конкурсной процедурой, а 39 214 фирмы были ликвидированы как несуществующие (не подававшие признаков экономической активности) должники.[311]
Предполагать, что все случаи назначения временных управляющих или конкурсных процедур были так называемыми «заказными» банкротствами с целью перехвата управления и завладения активами, было бы неправомерно. Точно установить число таких случаев представляется невозможным, но примерные оценки сделать можно.