Сильванские луны

– Не знаю, как объяснить, – Рад задумчиво потёр подбородок. – Когда ты закрываешь глаза, ты ведь осознаёшь, что перестаёшь видеть, правда? Здесь… что-то в этом же роде. Поначалу было… неудобно. Первые три ночи почему-то совсем не мог спать. Но потом ничего – привык.

– Не жалеешь?

Лексий произнёс это – и только потом отчётливо понял, что не смог бы придумать вопроса глупее.

Взгляд Рада говорил о том же самом.

– Я теперь не могу жалеть, – напомнил он. – Да даже если бы и мог, что бы это изменило? Ты же знаешь, что это навсегда. Я тоже слышал вашу историю про парня, который убил жену и детей, и ему не помогло, а мне даже убивать-то некого. Тебя вон разве что… – он взглянул на выражение лица гостя и улыбнулся, если только это чересчур осознанное, искусственное движение губ можно было назвать улыбкой. – Да брось. В конце концов, я ведь бесчувственный, а не сумасшедший…

Рад помолчал и добавил:

– Так хотя бы не больно. Знаешь, если уж мне было настолько плохо, что я пошёл на такое… то это точно того стоило.

Лексий молчал: ему нечего было ответить. Рад встал из-за стола, чтобы поправить решётку жаровни.

– Откуда ты вообще здесь взялся? – спросил он без угрозы и без любопытства. – Шпионишь?

Лексий заставил себя разжать стиснувшиеся челюсти. Брось, какое право ты имеешь обижаться – что ещё можно подумать о человеке, тайком пробравшемся в лагерь к врагу?..

– У меня есть разговор, – сказал он, слыша, как гулко бьётся его собственное сердце. – Просьба.

– О, – Рад даже на него не взглянул. – Ещё одна?

Лексий не ожидал такого ответа.

– Прости, что?

Генрих выпрямился и повернулся к нему.

– Ты ведь постоянно о чём-то просишь, – спокойно пояснил он. – Что тебя так удивляет? Или ты уже привык настолько, что не замечаешь? Всё время, что я тебя знаю, ты ждал чего-то от всех вокруг и злился, если не получал того, что хочешь. Да, не припомню, чтобы ты хоть кому-то что-то давал взамен. Может быть, поэтому у тебя так и не заладилось ни с одной из твоих девиц, я удивлён, что госпожа Горн продержалась так долго…

Лексий слушал его, как громом поражённый. Боги, неужели это правда? Но они – они ведь дружили столько лет, так почему он молчал?..

– Ты и меня всё это время воспринимал как должное, – заметил Рад. – Мне иногда хотелось поговорить с тобой об этом, но я так и не решился… Боялся обидеть. Глупо, наверное. Знаешь, я проходил в обручах всего ничего, но и то уже понял, что чувства заставляют людей вести себя как идиоты… Но ты правда был мне очень дорог. Не знаю, почему. Почему люди вообще начинают любить друг друга?

Господи, если бы ты только знал, как ты дорог мне. И если бы я только догадался сказать об этом тогда, когда ты ещё смог бы услышать.

Лексий никак не мог найти слов. Неважно – ком в горле всё равно не дал бы ему произнести ни звука. Вина легла ему на плечи такой невыносимой тяжестью, что он не знал, сколько её удержит. Неужели он в самом деле думал только о себе и видел только себя? Лексий не поверил бы словам Рада, выплюнь он их в запале ссоры, но самым кошмарным было то, что генрих не мог ляпнуть лишнего в гневе. Он говорил то, что думал, вот и всё. То, что думал уже очень давно, а ты и не подозревал…

– Мне-то сейчас уже всё равно, – сказал Рад, – но, может быть, ты станешь лучше обращаться со своими друзьями. Они ведь у тебя есть?..

Он провёл рукой по волосам и буднично осведомился:

– Так о чём ты хотел поговорить?

Соберись, маг. Не дай себе забыть, зачем ты здесь.

– На сей раз дело не во мне, – твёрдо сказал Лексий. – Это касается чёртовых тысяч людей. Рад, пожалуйста, услышь меня, это очень важно, – он перевёл дыхание. – Завтра вы навяжете нам генеральное сражение, ведь правда? Ты командуешь своей степняцкой конницей. Ты можешь повлиять на его исход. Или… сделать так, чтобы боя не случилось вовсе. Я спорю на что угодно, ты сумел бы сказать степнякам что-нибудь такое, чтобы они полыхнули. Регина не сможет вести свою армию в бой, если в ней будет раздор…

Рад слушал его внимательно и бесстрастно.

– Ты предлагаешь мне устроить мятеж? – уточнил он. – Пойти на измену?

Да. Чёрт побери, да, именно об этом я и прошу.

– Пойми, – Лексий поймал себя на том, что в его голосе звучит едва ли не мольба, – если это сражение состоится, жертв будет в разы больше! С обеих сторон! Айду, ты ведь сам знаешь, что то, что вы делаете, неправильно! Сильвана не ваша!

– У вас был выбор. Вам дважды предлагали мир, и вы дважды его отвергли.

Это спокойствие было как стена. Толстая крепостная стена, сплошной камень, холодный, глотающий звук – не докричишься.

Дыши. Просто не забывай дышать, ладно?

– Рад, – сказал Лексий, – мы ведь не враги. Мы с тобой так заигрались в солдатики, что, кажется, оба забыли, кто мы такие. Ты не оттиец. Ты землянин. Ты сам говоришь, что чувства теперь не мешают тебе видеть ясно – так посмотри на всё это со стороны. Ты можешь сделать так, что люди не погибнут. Рад, пожалуйста.

Светлые глаза Рада были серыми, как сталь.

– Я верен своей королеве, – просто ответил он.

Лексий вдруг почувствовал себя кошмарно уставшим.

– Но ты ведь больше её не любишь.