Конечно, не всех средневековых академиков извлекали из университетов только для того, чтобы бросить в политические баталии. Великий летописец Крестовых походов архиепископ Гийом Тирский в XII в. учился в Париже и Болонье, после чего вернулся на родину в Святую землю, где, исполняя свои светские обязанности, служил наставником, а затем канцлером при несчастном прокаженном короле Балдуине IV. Итальянский медик XIII в. Гвидо Ланфранк из Милана был вынужден оставить учебу в Италии во время политических волнений 1290-х гг. и нашел убежище в Парижском университете, где написал выдающийся труд
Кроме того, университеты породили еще один феномен, который кажется в наши дни поразительно знакомым: они стали дискуссионной площадкой для обсуждения и выявления ереси – мнений и взглядов, которые считались не только ошибочными, но и противозаконными и наказывались унижением, остракизмом и даже смертью.
Средневековое пробуждение
Средневековые университеты, как их современные преемники, могли быть оплотом прогресса и источником агрессивной цензуры, причем нередко в одно и то же время. Например, Болонский университет стал первым учебным заведением, где лекции читала женщина: Беттизия Гоццадини с конца 1230-х гг. преподавала право (хотя ее лицо при этом оставалось скрытым вуалью) и подала пример другим женщинам, таким как сестры Новелла и Беттина ди Андреа, которые в XIV в. читали лекции по юриспруденции соответственно в Болонье и Падуе. В 1229 г. студенты Парижского университета объявили забастовку, отстаивая свое право не подчиняться распоряжениям городских властей[771]
. Как мы увидим в главе 16, в Эрфуртском университете в XVI в. студент Мартин Лютер начал задавать вопросы, которые пошатнули сложившийся порядок и вызвали колоссальные религиозные и культурные потрясения Реформации. Все эти случаи каждый по-своему утверждали тот дух интеллектуальной независимости, который и по сей день остается главным идеалом западного высшего образования. И все же, хотя средневековые университеты открывали путь для радикального мышления и пересмотра устоявшихся догм, ничуть не реже они становились местом, где инакомыслие и свободу дискуссий подавляли ради сохранения господствующего порядка.С самого начала Возрождения XII в. в стенах университетов и за их пределами находились влиятельные люди, которые видели в новых веяниях свободного интеллектуального поиска не только благо, но и угрозу. Не последнее место среди этих людей занимал Бернард Клервоский. Основанный им монашеский орден цистерцианцев по определению враждебно относился к книжным наукам, а сам Бернард – скорее мистик, чем ученый, – в общем и целом питал неприязнь к любым научным методам, не подразумевавшим слепого поклонения Святому Писанию. Его презрение к новомодным научным тенденциям в полной мере проявилось в конце 1130-х гг., когда он возглавил преследование бретонского богослова Пьера Абеляра за ересь.