Однако каковым должно было быть сердце – сколь бы ни было оно черство, – кое не оказалось бы поражено благочестивою печалью при виде того сборища? Ибо лица одних были склонены… омыты слезами, когда глядели они друг на друга; иные стенали весьма горестно, взирая на высоту небес, вперившись в них очами, громко взывая, словно моля о помощи Отца природы; иные били лицо свое ладонями и бросались оземь, простираясь ниц; иные облекали свои сетования в вид песни, следуя обычаю своей земли, каковые [песни] весьма соответствовали степени их печали, хотя слова [их] языка и не были понятны нашим[1004]
[1005].Очевидно, эмоциональные и физические страдания, которые несла с собой работорговля, произвели на Гомеша тяжелое впечатление. Однако Генриха Мореплавателя, руководившего разделом человеческой добычи, эти соображения, по-видимому, не беспокоили.
Инфант был там, верхом на могучем коне, сопровождаемый своими людьми, распределяя свои милости, как человек, немногое богатство жаждавший составить из своей доли; ибо среди сорока шести душ, что оказались в его пятой части [т. е. в его 20-процентном налоге на прибыль], произвел он весьма скорый дележ – ведь все его основное богатство заключалось в [исполнении] его желания, и с великим наслаждением помышлял он о спасении тех душ, что прежде были потеряны[1006]
.Для Генриха новые земли были источником прибыли. Неверные подлежали крещению. А цель оправдывала средства. Генрих мыслил традиционными категориями завоевательных и Крестовых походов – и надо заметить, то и другое было занятием не для слабонервных. Он был Великим магистром ордена Христа, правопреемника ордена тамплиеров в Португалии, и не раз привлекал его членов к колонизации новых территорий. Генрих добился для своих мореплавателей, завоевателей и работорговцев поддержки Рима. В 1452 и 1456 гг. португальцы получили от папы разрешение «вторгаться, завоевывать, сражаться [и] порабощать сарацин и язычников, а также других неверных и врагов Христа», присваивать их земли и «обращать их народы в вечное рабство»[1007]
. Не требовалось особой фантазии, чтобы соединить обостренные антимусульманские настроения середины XV в. с жаждой приключений и стремлением побеждать неверных за пределами Святой земли. Однако это дало важную религиозную санкцию военно-экономическому предприятию, подобного которому не было со времен создания государств крестоносцев в Палестине и Сирии на рубеже XI–XII вв.Ко времени смерти Генриха Мореплавателя в ноябре 1460 г. португальские исследователи продвинулись вдоль африканского побережья вплоть до Сьерра-Леоне. Еще через 40 лет они достигли мыса Доброй Надежды. У Португалии были все шансы стать самой могущественной торговой державой Западной Европы – соперничать с ней могла только Кастилия. В начале XVI в. опытный мореплаватель Дуарте Пачеко Перейра по прозвищу Португальский Ахиллес осыпал горячими похвалами короля Генриха, приписав ему все заслуги этого выдающегося расширения. «Благодеяния, дарованные [Португалии] добродетельным принцем Генрихом, таковы, что ее короли и народ в большом долгу перед ним, – писал Перейра. – Ибо на землях, которые он открыл, немало португальского народа теперь получает средства к существованию, и короли [Португалии] имеют большую прибыль от этой торговли»[1008]
. О тех людях и народах, которым это расширение принесло в прошлом, настоящем и будущем огромные беды и страдания, Перейра не сказал ни слова.Христофор Колумб