Симфония Искажений (СИ)

— В порядке. Давно бы все зажило, но эта зеленая дрянь меня основательно погрызла.

— Тебе переливали кровь? — продолжал гнуть свое любопытный больной.

— На этот раз да. Иначе я бы тут не сидел.

— Хм-м… А какая у тебя группа крови? — поинтересовался Фрэнки как бы невзначай.

Почему-то ему вдруг подумалось, что отдать свою кровь Сиду в случае чего было бы в высшей степени красиво, благородно и справедливо. Поймав себя на этой мысли, он сразу сочинил и внятное объяснение ей: вовсе не в какой-то там дружбе дело, симпатии и прочей чепухе — просто неплохой способ искупить вину за те чертовы разбитые очки.

Сид сложил большой и указательный пальцы в букву «О»:

— Нулевая.

— А у меня АВ, совсем не то, — Фрэнки даже погрустнел.

— Да. Только мне вообще-то все равно, что у тебя там за кровь, — с этими словами Сид подцепил ногой и подтянул к себе валявшийся в сторонке портфель. — Во-первых, я сюда пришел с добрыми намерениями: услыхал, как Эшли в жилетку нашему актеру плачется, вот и решил ее подменить у ложа болезни. Так что сегодня можешь звать меня нянечкой. Во-вторых, я тут кое-что принес.

Он вытащил из портфеля огромную папку, но не сумел удержать ее больной рукой, и прямо на постель высыпалась кипа пожелтевших листов, испещренных нотами. Один спланировал Фрэнки на колени. Тот взял бумагу кончиками пальцев, нашарил на тумбочке очки, нацепил их и вгляделся в музыкальный рисунок — хотя уже знал, что увидит.

— А как там Эшли? — Сморщившись, он брезгливо отправил страницу в общую кучу. — Чего она плачется-то?

Сид взглянул на него не без удивления:

— А то ты не знаешь! Обидел девочку, жестокий человек. Зачем ты так с ней? Впрочем, это не мое дело.

— Вот именно, не твое, молчи лучше, — подытожил Фрэнки, даже не думая подавлять внезапную вспышку капризного раздражения. Достаточно уже сегодня лезли немытыми руками в его личную жизнь. Даже сразу захотелось разорвать в мелкие клочья все бумажки с псевдомелодиями, которые притащил сюда этот буйнопомешанный.

— И много у тебя друзей? — спросил Сид, упрямо не отступая от темы. — С таким-то характером…

— Нет у меня друзей, — гордо отрезал Фрэнки. — Я в них не нуждаюсь.

— Хм, понятно. Особенности юного гения. Девочек, значит, тоже нет. — Гость самым нахальным образом подмигнул ему. — Ну да, ты же у нас любишь и ценишь только себя, эдакая мимоза…

— Заткнись!

Пылая ненавистью оскорбленной невинности, Фрэнки попытался заехать ему в челюсть, позабыв о том, что сам еще слишком слаб после болезни, за что и поплатился, — почувствовав, что его кренит куда-то в сторону, бедняга едва не рухнул на пол, но Сид вовремя успел подхватить его. Только такого унижения Фрэнки и не хватало для полного счастья, поэтому, собрав все силы, он решительно отпихнул от себя «нянечку».

— Эй, не кипятись! — Сид, растерянно моргая и не зная, что делать, на всякий случай накинул ему на плечи лежавший на стуле горчичного цвета халат. — Оденься, что ли. Какой ты колючий, все в штыки. Хотя я лишнее, конечно, сказал.

— Я, значит, волновался! — выпалил Фрэнки в ответ. — А от тебя никаких вестей не было! А теперь ты заваливаешься ко мне с кучей дурацких бумажек, кривляешься, лезешь ко мне в душу, плюешь в нее! Кто ты такой вообще, черт тебя дери, Сид Ллойдс! Что я о тебе знаю? Ничего! Кроме твоих баек про симфонию! Сколько раз мы виделись, два? Потрясающе, просто потрясающе!

Одним судорожным движением он смел с постели все ноты и зло добавил:

— Понатащил тут дерьма, я ж вижу, это этюды-Искажения, или как вы их там для красоты назвали. А я вот что-то не припомню, я согласие на сотрудничество давал? Ну-ка напомни, давал?

Сид сразу отшатнулся от него, а потом попятился назад и молча опустился на стул перед фортепиано.

— Ты думал, что мы друзья! Ты думал! — Фрэнки закатил глаза. — Да я б тебе сейчас так врезал, так…

Он замолк, неожиданно для себя услышав знакомое до горького трепета сочетание нот. Пока он ругался, Сид повернулся к инструменту и взял здоровой рукой открывающий аккорд из «Посвящаю М.». Потом еще и еще — и каждый звук без недостающей партии левой руки зазвучал по-новому, слабо, обрывисто и одиноко. Словно само существование сочинителя, вмиг утратившее смысл, едва только та самая М, а потом А, а потом Д, а потом все остальные буквы, ушла из его жизни, вырвав кусок его сердца и забрав с собой в качестве трофея.

Фрэнки стало больно слушать неполноценный вариант своей фантазии, и потому он решил попросить Сида прекратить, но на полувздохе поймал себя на запоздалом и неожиданно теплом открытии: «Так он — музыкант?»

Пожалуй, Сида можно было сравнить с разбитым зеркалом, с разбросанными по полу кусочками мозаики, где интуитивно угадывалось, что картинка получится красивая, но какая именно — пока неизвестно, ибо образец надежно спрятан. Но вот будто еще одна деталь встала на место, еще один осколок нашелся, все яснее отражая лицо смотрящего.