Симфония Искажений (СИ)

— Хочешь знать, в чем дело? Она на меня даже не взглянула! — трагично воскликнул страдалец. — Я даже пошел в зеркало посмотрел: может, со мной что-то не так? Даже подстричься решил, а потом вдруг понял: все дело в новом цвете моей рожи! Как будто я завтра сыграю в ящик. Надо свистнуть румяна у Сильвии. Ха-ха, Брэдли тут не хватает, вот кто мастак по части грима!

«Это он о Мадлен. Он хочет понравиться Мадлен!» — догадался Фрэнки, чувствуя, как в сердце вонзается ледяной нож — и десятикратно проворачивается в свежей ране. На мгновение у него все поплыло перед глазами. Сид и Мадлен? Мадлен и Сид? Он слишком любил обоих, чтобы безболезненно представить их вместе. Такое может сниться в кошмарах, но никак не воплощаться в жизнь.

— Не переживай, — произнес он, поражаясь тому, как у него еще хватает сил разговаривать. — Я ее знаю. Она использует людей. Она тебя не полюбит. А если захочет использовать, тебе остается только сидеть и ждать. Так что не дергайся и оставайся собой.

— Дожили! — Сид страстно воздел руки к небу, правда, красоту жеста немного подпортил прозаический потолок над его нечесаной головой. — Девственник дает мне советы, как вести себя с актриской, а я слушаю и ушами хлопаю, потому что в кои-то веки ослеплен, и кем? Ума признать пока хватает: самой настоящей шлюхой!

Фрэнки, разобиженный и разволновавшийся за день сверх всякой меры, на этом моменте совсем перестал контролировать себя: его ладонь нечаянно сложилась в кулак, а кулак как-то ненароком заехал Сиду в челюсть. Тот откинулся назад, ударился головой о спинку кровати, а разбушевавшийся тихоня-композитор схватил его за распахнутый ворот и принялся методично знакомить с пресловутой спинкой снова и снова, при каждом ударе ласково приговаривая, а точнее, едва не визжа:

— Не смей! Не смей! Называть! Ее! Шлюхой! Ты! Ублюдок!

— Да больно же, идиот! — взвыл Сид, запоздало очнувшись, рванулся в железных тисках Судьбы, не без труда оторвал от себя взбесившегося Фрэнки и пинком отправил его на пол.

Приземлившись, борец за вежливость опомнился и удивленно воззрился на клок черных волос у себя в руке. А ведь он ни разу в жизни не дрался, вот уж действительно, чего только не перепробуешь в компании этого психа! Странное дело: первый раз в жизни ударил человека — но почему-то человека, которого меньше всего на свете хотел бы ударить. И как так вышло?

— Э… Прости… — пробормотал он.

Сид криво улыбнулся ему, держась за пострадавшую голову.

— Нет-нет, это ты прости. Я ведь не знал, что именно ее ты столько лет любишь. Ранен, как ты в поезде сказал. Хотя ты так на нее пялился! Но я и сам пялился, да покажи мне парня, который не стал бы на нее пялиться!

Фрэнки похолодел:

— Тогда как ты догадался?..

— Ну ты и дурень! — засмеялся Сид. — Стал бы ты так сейчас буйствовать, будь она тебе безразлична. Эх ты! Весь как на ладони, совсем не умеешь притворяться. Так это ей — моя любимая пьеса, которая с таинственным «М.» в посвящении? Ну надо же.

— Да, — рассекреченный влюбленный больше не видел нужды скрывать свои чувства. — И что теперь делать будешь?

— Понятия не имею, — вздохнул его соперник и подпер голову подушкой. — Но уступать ее тебе я точно не собираюсь. Хотя мне отношения дольше и сложнее свиданий на одну ночь ни к чему, так зачем я трепыхаюсь? Наверное, мне захотелось отвлечься.

— Ни следа романтики, ты отвратителен, — поморщился Фрэнки. — Отвлечься от чего?

— От Симфонии, — прозвучало в ответ несколько неожиданное признание. — Я ведь тоже устаю. Зачем я тебе это рассказываю…

— Устаешь думать о Симфонии, что ли? — Несмотря на неприятие представлений Сида о любви, Фрэнки чувствовал старое доверие между ними и ни в коем случае не собирался прогонять заглянувшую в комнату откровенность. Пожалуй, если для возвращения дружбы этого поклонника свиданий на одну ночь надо избивать, Фрэнки готов драться с ним хоть каждый день; только ведь Сид однажды перестанет удивляться и всерьез сдачи даст!

— Слушай, Фрэнки! — Судя по всему, сеанс возвращенной близости продолжался. — У тебя после нашей вылазки в Зазеркалье ничего не болит? Сердце, например?

— Голова болит от твоих вечных недоговорок, вот что у меня точно болит, — отозвался тот, а потом вспомнил ночь после Зазеркалья и добавил серьезно: — Да, знаешь, сердце болело ночью перед отъездом. Как будто в него вонзилась какая-то холодная игла…

— …или, может, даже не игла, а льдинка, которая там прочно обосновалась и тает себе, сковывая тебя холодом изнутри? — подхватил Сид, и льдом полыхнули его глаза.

Фрэнки потрясенно уставился на него:

— Это ты, что ли, чувствуешь такое?

— А ты?

— Я нет.

— Ох… хорошо, — выдохнул Сид с явным облегчением.