Симфония Искажений (СИ)

И тут Фрэнки вспомнил, как обнимал Сильвию за завтраком, желая утешить. Вот, значит, чем может доброе дело обернуться! Это надо было еще учуять — от него сейчас разило духами в последнюю очередь.

— Мой подарок ей, — продолжал Сид, — на семнадцатилетие, твою мать, ты хоть понимаешь, что этой девочке всего семнадцать?!

— Но ведь…

— Пока я тут надрываюсь, и никому — никому до этого нет дела, как ты помогаешь мне? Купаешься в моей крови и спишь с моей маленькой сестрой — вот как! Спасибо! Кто там пел о дружбе — да, вот это дружба!

Обезумевший друг явно решил перечислить все обиды, прежде чем стрелять. Во время столь патетического монолога его взгляд блуждал по салону, ни на чем не фокусируясь: ну точно спятил. Воспользовавшись этой невнимательностью, Фрэнки вывернул руку, державшую револьвер, и со всей силы боднул Сида в переносицу. Потом забрал оружие из разом ослабевшей ладони, зашвырнул на заднее сиденье и облегченно вздохнул.

В других обстоятельствах он мог бы гордиться собственной храбростью и ловкостью, но сейчас он ударил больного человека, поэтому не испытывал ничего, кроме сожаления и стыда. Из носа у Сида бежала кровь, и тот даже не пытался стереть ее.

— Прости, прости меня, пожалуйста, — забормотал Фрэнки и заключил его в неуклюжие объятия.

Слушая монотонные причитания провинившегося, Сид как будто расслабился, и это послужило сигналом к тому, чтобы открыть заветную аптечку. Путем нехитрых манипуляций Фрэнки сумел обработать и перевязать раны обоих, хотя бинтов не хватило, поэтому в ход пошел его шейный платок и валявшаяся в салоне тряпка, которой протирали стекло. Последняя выглядела удручающе грязной, и Фрэнки оставил ее себе, рассудив, что честно заслужил заражение крови. В аптечке также нашлись болеутоляющие и таблетки от лихорадки. Сида немедля напичкали и тем, и другим, хотя тот жаловался, что все горькое и противное. Что до Фрэнки, то он не отказался бы от успокоительных капель, но такими сокровищами аптечка не располагала.

— Ты сейчас можешь вести машину? — обратился он к Сиду, когда с подобием первой помощи было покончено.

Тот бессильно мотнул головой в ответ. Фрэнки похолодел: сам-то он в жизни за руль не садился! Стрелять и драться он, положим, с грехом пополам научился — что, теперь еще и водить срочно учиться придется? У человеческих возможностей есть пределы, а он свои давно уже превысил в сотни раз. Нет, он даже пытаться не станет, это невозможно.

— А если подождать? Тебе станет легче? — спросил он с надеждой, внутренне зная, что без должного ухода Сиду будет только хуже.

— Может, и станет, — последовал уклончивый ответ. — Сейчас у меня сил нет. И голова чугунная.

— У тебя жар.

— Ну, тогда если к вечеру температура спадет… или завтра…

Фрэнки закусил губу. Что они будут делать до завтра? До вечера? У них даже воды нет, а Сиду нужно много пить, чтобы хоть как-то восстановить силы. К тому же Мнимое Зазеркалье — последнее место, возле которого хотелось бы провести ночь. Оставалось надеяться на изредка проезжавшие машины — может, подберет кто. Фрэнки немного приободрился: конечно, безлюдно, но не безнадежно. В куда более скверный переплет они попали на пути в Фата-Моргану, но ведь выкарабкались!

Пошел дождь. Фрэнки поднял верх машины, и капли равномерно застучали по брезенту. Утомленный Сид умудрился заснуть под раскаты грома. Фрэнки вяло поискал какую-нибудь емкость, куда можно набрать воды, но ничего подходящего не обнаружил. «Я обязательно выйду на дорогу и буду бросаться под колеса, но не сейчас, а когда распогодится», — решил он, поддаваясь усталости, и для очистки совести обнял дрожащего Сида — это не безделье и не пустая трата времени, это забота о мерзнущем друге! Ну и под ливень вылезать неохота…

Дождь усиливался. Фрэнки уснул.

***

Пространство рвалось, раздавалось вширь, вдаль, ввысь. От уходящего в бесконечность горизонта кружилась голова, и Сид закрыл глаза, — чтобы одновременно с тем открыть их в другом, ясном и стабильном мире.

В воздухе висела мокрая взвесь, но вместо того, чтобы прятать и рассеивать, она словно очерчивала мягкой кистью все вокруг: капли тумана обнимали здания, обводили по контуру деревья, нахохлившихся птиц; туман горел на опадающих листьях бледно-желтым огнем и плавал в лужах равнодушным комом.

Треньк, треньк, треньк — ударил в уши не то шум крови, не то перестук дождя. Сид раскрыл ладонь навстречу падающим с неба слезам и увидел, как через нее, до странного прозрачную, легко проходят серые капли и ударяются о мостовую.

Он обхватил себя руками, замерзая на негостеприимной родине, но его губы растянулись в глупой счастливой улыбке. Наконец-то дома!

— Ты одет не по погоде, — сказал кто-то сзади, и он удивленно обернулся.

На него с насмешкой в обведенных сизой каемкой тумана глазах смотрел незнакомый парень. В одной руке — полыхающий синим зонтик, другая приветливо протянута пришельцу.

— Кто ты? — спросил Сид. Его ладонь легко слилась с ладонью незнакомца и прошла насквозь.

— А ты меня не узнаешь? — улыбнулся тот. — Я — это ты.