Весной 791 года до нас дошли слухи, что Карл Великий собирается основать несколько крупных поселений франков в северо-восточных областях Васконии, у моря, на границе с Аквитанией. Как я и предполагал, активная фаза войны с васконами была уже позади; франки оставляли васконам некоторую независимость и планировали совместно с ними бороться с Кордовским халифатом мавров. Деревня наша в это время была с головой погружена в хозяйственные работы – укрепляли и вспахивали ступенчатые террасы на склоне горы для последующего посева пшеницы, расчищали и возделывали виноградники и полузаброшенные яблоневые деревья. В последние месяцы в деревню вернулось из франкского плена несколько мужчин, и казалось, что вместе с ними сюда уже окончательно пришла мирная жизнь. Известие о новых поселениях франков, тем не менее, весьма встревожило наших старейшин; было решено ждать и наблюдать за развитием событий.
Долго ждать не пришлось – в конце апреля к нам пожаловала делегация франков в сопровождении внушительного конного отряда. Глава деревни, зная о моем, когда-то привилегированном положении в захваченном франками Риме, пригласил меня на переговоры; мы вместе с ним и еще одним нашим стариком, весь вечер и полночи общались с франкскими послами. Нам была обещана защита от нападений мавров при условии нашего согласия на торговлю и сотрудничество с новыми поселениями франков на аквитанских границах. Франки предлагали нам отдавать часть урожая пшеницы и винограда на нужды этих своих деревень, в обмен на различные товары из империи; также они намекали на дружбу и совместную мирную жизнь васконов и франков, как стратегическое видение Карла Великого по отношению к нашей провинции.
Всю следующую неделю наши местные гудели и общались с жителями соседних деревень, которые получили от франков схожие предложения. Ни внутри нашего сообщества, ни между деревнями, не было единого мнения относительно того, как нам следует ответить франкам. Партия войны оказалась примерно равна партии мира; все понимали, что принимать предложение франков – унизительно, а отказываться – смерти подобно, но одни предпочитали принять унижение, а другие – смерть. Никто не мог ответить на вопрос – как возможно плюнуть в раны всех искалеченных, предать память всех погибших в борьбе за свободу васконов, которая велась против франков уже более полувека. Я сдержанно высказывал свое мнение; разумеется, я принадлежал к партии мира, но, будучи здесь человеком новым, старался говорить не слишком громко и лишь тогда, когда меня спрашивали. Адальрик стоял за войну, София хмурилась и молчала. Через две недели за нашим ответом должен был прибыть франкский отряд. Женщины здесь имели право голоса наравне с мужчинами, что немало удивило меня.
В конце концов на совете всех окрестных деревень было принято такое решение: мы соглашаемся на покровительство Карла Великого и защиту франками наших южных границ от набегов мавров, но в ответ обязуемся лишь выращивать для франков виноград и передавать его безвозмездно, ничего не требуя взамен. Адальрик, вся молодежь и многие старейшины, конечно, негодовали, но что поделаешь – как ни крути, а васконы на данный момент были обескровлены и воевать с франками по-настоящему все равно не смогли бы. Франки приняли наше решение весьма спокойно и даже удовлетворенно, что удивило некоторых местных; я же прекрасно понимал этот типичный имперский метод. Я знал, что даже такой договор позволит франкам заложить фундамент дальнейшей покорности и непротивления, но помалкивал об этом.
Мы разбили несколько новых виноградников, а все существующие, где уже началось цветение, отдали под нужды франков и отрядили туда работать треть всего женского населения деревни. Когда же, в начале сентября, пришло время сбора урожая, то встал вопрос о том, кто займется доставкой собранного винограда франкам. Решительно никто не желал взять эту роль на себя. Необходимо было несколько раз в течение месяца отвозить груженую виноградом телегу вниз, на побережье, в те самые новые франкские поселения, лежащие в трех днях пути от нас. Местные жители многозначительно поглядывали на меня, поскольку я хорошо знал франкский, и вообще был здесь чужаком; я же поглядывал на Софию, ожидая ее мнения. «Не вмешиваться и не влиять», – так я давно уже постановил для себя здесь, и более или менее успешно следовал этой линии. Мы не говорили с Софией на эту тему, оба избегали ее, и Адальрик тоже молчал, но заметно злился и кипел. Время, однако, поджимало и взгляды местных становились все красноречивее; однажды вечером, за ужином, София сказала:
– Бен-Шимон, ничего не поделаешь. Возьми доставку винограда на себя. Мы с Адальриком поможем тебе. Давай отвезем виноград все вместе, втроем.
Я посмотрел на Адальрика. Он глядел на меня без всякого выражения, пустыми, отрешенными глазами. «София, конечно же, уговорила его, – подумал я, – ну и отлично».