– Ну так вот, жил я когда-то в Армении в маленькой деревне, и было у меня два соседа, Мгер и Акоп – оба бедняки, у обоих по клочку земли да по три овцы. Акоп всегда жил в этой деревне, а Мгер поселился там лишь за год до того случая, о котором я хочу рассказать; Мгер и Акоп не то чтобы дружили, но были приветливы друг с другом, как хорошие соседи. Их участки были разделены изгородью, и однажды ночью в сильную грозу пара гнилых кольев в ней сломалась; овцы Акопа перешли на участок Мгера и поели его траву. Мгер обратился к нашему мировому судье, который был его дальним родственником, и судья постановил, что для возмещения убытка Акоп должен отдать Мгеру одну овцу. Акоп без возражений отдал. Через три месяца мне ночью не спалось и я увидел в окно, как Мгер пробрался к изгороди и сломал еще несколько кольев в заборе; овцы соседа опять пробрались на его участок. И хотя остаток ночи все шесть овец бродили с одного участка на другой, судья велел Акопу отдать Мгеру еще одну овцу. Я пытался рассказать судье про то, что видел ночью, но тот не стал меня слушать и вообще велел держать язык за зубами. Я решил послушаться и наблюдать, что будет дальше, и никому ничего не рассказал, кроме Акопа, но тот лишь пожал плечами и сказал, что на все воля Божья, а сам он проживет и с одной овцой. У Акопа была жена и двое детей, а Мгер жил один. Нелегко пришлось Акопу, но он не унывал, в доме его жили хотя и голодно, но дружно. Помню, как все мы шли однажды на праздник в соседнюю деревню, Акоп подошел к Мгеру, достал пирожок и протянул тому со словами: «Угощайся, сосед, жена испекла раз в год пирожки». Мгер отпрянул от него с криками: «Не подходи ко мне, убирайся к черту. Зачем ты пристаешь ко мне?» Мгер стал сторониться Акопа, всячески избегал его, Акоп же и теперь был приветлив с Мгером, но неизменно натыкался на отчуждение и грубость с его стороны. Однажды Мгер сильно заболел и Акоп заложил фамильное золото своей жены, чтобы купить редкое лекарство для Мгера. Мы вместе с Акопом ходили к Мгеру и уговаривали его принять лекарство, и он, лишь видя, что умирает, согласился и взял лекарство. Он выздоровел, но стал совсем чураться не только Акопа, но и всех людей, хотя все относились к нему хорошо, не зная его тайны. Через год случился сильный неурожай и голод, и Мгер отправился в соседнюю деревню, чтобы продать одну из своих пяти овец. Акоп хотел тоже пойти и продать свою последнюю овцу, но не мог – так он был слаб. Он встретил Мгера на дороге и крикнул ему: «Сосед, не откажи в любезности, возьми и мою овцу и также продай ее, половину денег забери себе за труд, а другую половину принеси мне». «Что ты говоришь такое, дурак, дурак, ненавижу тебя, ненавижу», – в истерике закричал на него Мгер, отмахнулся и пошел дальше. Я стоял возле своего дома и наблюдал за этим. Вдруг Мгер упал на колени и стал бить кулаками по земле, с плачем и криками он весь извалялся в пыли, потом встал как истукан и стоял неподвижно с минуту. Затем он развернулся и пошел назад; с его лица как ветром сдуло недавнюю черноту и хмурь, он сиял, весь в слезах. «Хорошо, сосед, давай свою овцу. Я сделаю так, как ты просишь», – сказал он Акопу. Я не был свидетелем конца этой истории, так как в тот день отправился по делам в Ереван. Вернулся я через три дня – участок Мгера был пуст, дверь его дома хлопала на ветру. Я пошел к Акопу и попал на застолье, у его жены на запястье красовался золотой браслет – та самая единственная семейная ценность, которую Акоп заложил год назад. Меня пригласили к столу и Акоп сказал: «Оказывается, моя последняя овца была особой породы. Мой сосед Мгер сумел выручить за нее столько, сколько стоят десять овец, и честно отдал мне половину денег. А впридачу еще и выкупил обратно браслет жены. Мгер всегда был таким хорошим человеком, дай Бог ему здоровья. Жаль только, что вчера он, даже не простившись, погрузился на телегу и уехал из нашей деревни».
– Боже мой, Бен-Шимон, вот это история! Акоп ведь не был дурачком? – воскликнула София.
– Отнюдь нет. Он все понимал, и конечно, знал, что его овца не была какой-то особенной. Он был очень сильным и мудрым человеком, этот Акоп.
Девушки поднялись и стали расходиться в полном молчании. София подошла к одной из них, и попыталась обнять ее, но та отмахнулась и злобно пробурчала: «Пирожок, говорите? Кол ему в задницу, а не пирожок. Не верю я ни одному слову твоего Бен-Шимона».
Глава шестнадцатая. Зов крови.