Чтобы Хань мог проснуться и увидеть его рядом.
Чтобы это точно не казалось сном, который он сам себе придумал.
— Ничего не понимаю, — доверительно признался Чунмёну Чанёль, остановив машину у дома родителей Чонина. — Этот придурок слепил второго Чонина, и ты потом из двух сделал одного?
— Нет. — Чунмён устало потёр лицо ладонями. — Он не лепил копию. Он воссоздал Чонина и стёр ему память. Вроде того. В криокамере осталось тело, а сознание… чёрт, оно было сразу в двух местах. Но так нельзя. А я… я, выходит, исправил это и соединил обратно. В одно. Как должно было быть.
— Ты извини, конечно, Чунмён. Ты дико умный и всё такое, но у меня уже крыша едет. — Чанёль погладил руль ладонью и тяжко вздохнул. — Я тебе верю, но плохо понимаю, как это.
— Мне достаточно и того, что ты мне веришь. Этого достаточно. В детали всё равно вникать будут специалисты, хотя для обывателей это тоже будет выглядеть… некрасиво. И вот это уже хуже. Для Ханя. Если они так и не поймут, что именно он сделал, то и осуждать его будут не за то, за что следует. Больше всего я именно этого и опасаюсь. Чтобы взвесить его поступки и действия, надо хотя бы понимать, что он сделал.
— Чонин жив, — наклонив голову, отметил Чанёль и покосился на Чунмёна.
— Да. Но что с ним сейчас происходит, никто не знает.
— Он не выглядит так, будто ему плохо. В смысле, он здоров.
— Тоже верно, но последствия могут проявиться далеко не сразу. Иногда для этого нужны десятилетия. Ты куда собираешься?
— Чонин оставил сообщение, что Солли в каком-то парке в Инчоне, надо забрать её. Просил присмотреть за ней до утра.
— А сам что?
— Понятия не имею. Его же отпустили с дежурства. И ты лучше знаешь, почему. В отдел он не возвращался, только сообщение и прислал. Может, пошёл убивать того китайчонка. Ты же знаешь, он вспыльчивый. Как спичка. Правда, отходчивый. Будем надеяться, что отошёл он раньше, чем китайчонка грохнул.
— Вспыльчивый он только с близкими. От посторонних он это удачно скрывает.
— Угу. Давит респектабельностью. Вечно ржу, как читаю газеты и статейки в журналах про его холодность и высокомерие. Весь в папочку, ага. А только отвернись — сразу покусает и скажет, что так и было. Печенье хочешь?
Чунмён помотал головой, полюбовавшись на неизбежную коробку с миндальным печеньем. Чанёль и миндальное печенье — вечный тандем.
— А ты финиками запасаться не пробовал?
— Зачем? — искренне удивился Чанёль.
— Финики полезные.
— Печенье — тоже, — невозмутимо отрезал Чанёль. - Ну, я поехал за Солли?
Он подождал, пока Чунмён выберется из машины, плавно развернулся и почесал к Инчину. По пути с некоторым опозданием сообразил, что речь шла об исследовательском комплексе, где случился инцидент с акулой. И Чанёля чуть удар не хватил, когда он разглядел Солли в воде. Она щеголяла в специальном красном костюмчике с термозащитой и плавала, удерживаясь за дельфина.
Чанёлю тут же полезли в голову мысли о новых прорехах в ограждении и шастающих повсюду в количестве акулах. Он немедленно замахал длинными конечностями, изображая собой ветряную мельницу, чтобы привлечь внимание Солли и выманить её из воды.
— Кошмар! Кто только пустил в воду ребёнка? А вдруг какая напасть?
— Какая ещё напасть? — заворчали у него за спиной. — Тут дельфины. Никакой напасти.
— А, господин Бён… Немедленно извлеките ребёнка из воды! И вообще, это моя девочка. Что она вообще тут делает?
— Ещё чего! С каких это пор Солли — ваша девочка? — немедленно «распушил хвост» Бён Бэкхён и грозно подбоченился. — Вы вообще себя в зеркале видели?
— А это тут при чём? — опешил от неожиданного выпада Чанёль и замер со странно вскинутыми руками, перестав изображать ветряную мельницу. — И Солли — дочь моего друга.
— Солли — дочь моего друга, — возразил Бэкхён, подчеркнув интонацией слово «моего» в противовес Чанёлю.
— Нет уж! Чонин — мой…
— Да что вы говорите? Я его знаю больше четырёх лет! Чонин — мой…
— Да вот ещё! Ты, мелкий…
Оба заткнулись и озадаченно посмотрели вниз. Солли подплыла к ним и сосредоточенно дёргала их за штанины. Убедившись, что она добилась внимания, девочка сосредоточенно неспешными жестами категорично объяснила «двум упрямым и глупым дядям»:
— Хватит делить моего папу. Он всё равно только мой.
— Вот так вот, — подытожил Бэкхён, быстрее разобравшись в плавных жестах Солли.
— Солли, что ты тут делаешь? И где вообще твой папа?
Солли выбралась из воды, сосредоточенно помахала дельфинам и тогда только соизволила перейти к объяснениям. В результате Чанёль узнал, что Солли обещали дельфинов, поэтому Чонин привёз её к Бэкхёну и попросил присмотреть, предупредил, что вечером её заберёт Чанёль и «покатает на паровозике» и «на лошадке», а утром Чонин снова за ней придёт. Разумеется, в качестве паровозика и лошадки выступал сам Чанёль собственной персоной.
— А куда он сам делся? — Чанёль поправил чёлку Солли и слабо ей улыбнулся.
Солли сосредоточенно нахмурилась, будто прислушиваясь к чему-то далёкому, потом неохотно ответила быстрыми жестами:
— Папе больно. И плохо. Ему нужно на время спрятаться ото всех. Но он так не сделал.