Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года

Морское ведомство удовлетворило пожелание командования Каспийской флотилией и 8 августа разрешило ввести данную форму на этом соединении. Существовал проект приказа, распространяющий наплечники на весь военно-морской флот (он датирован 1 июля), но он, по-видимому, так и не был подписан, во всяком случае не был официально распубликован[650]. Можно предположить, что руководство министерства опасалось реакции моряков Балтийского флота, инициировавших борьбу с наплечными знаками различия. Еще 24 мая начальнику штаба флота был направлен «доверительный» запрос. В нем сообщалось о решении комиссии, адресата просили ответить, «представляется ли желательным распубликовать эту форму одежды в приказе по морскому ведомству». Начальник штаба флота, отвечая 26 мая на данный запрос, докладывал, что вопрос о переходе на летнюю форму одежды, на Балтике «решился явочным порядком»: точно исполняется приказ от 16 апреля, белые кителя украшаются нарукавными галунами. «Во всяком случае, установление каких-либо наплечных знаков того или иного образца признается нежелательным и несоответствующим общим настроениям», — сухо сообщал он[651]. Можно предположить, что начальник штаба предвидел возможную реакцию матросов. Фактически же некоторые офицеры-балтийцы не носили на белых кителях никаких знаков различия даже в присутствии военного и морского министра А.Ф. Керенского[652]. Надо полагать, любой наплечный знак на форме морского офицера на Балтике (но до какого-то времени, не на Черном море!) воспринимался как старорежимный. Таким образом, офицеры различных флотов стали носить различную летнюю форму. Само по себе это свидетельствует и о неодинаковом уровне радикализации, и о разных типах символического сознания моряков различных флотов на данном этапе.

Это могло влиять на отношение к проводимым пропагандистским кампаниям. Балтийский флот посетила делегация Черноморского флота, которая вела патриотическую и милитаристскую агитацию. Наиболее ярким оратором среди делегатов был моряк из студентов Ф.И. Баткин[653]. Матрос-балтиец в своих воспоминаниях так описывал выступления Баткина перед балтийскими моряками: «Когда он выступал, за ним стояли офицеры в погонах в знак того, что на Черном море матросы с офицерами действуют рука об руку»[654]. Мемуариста явно подвела память: офицеры не могли быть в погонах, ибо делегация черноморцев выехала из Севастополя 27 апреля, т. е. уже после выхода приказов об отмене погон на флоте[655]. Офицеры-черноморцы наверняка были в белых кителях с наплечниками, вести же и в таком виде милитаристскую пропаганду на Балтийском флоте в это время было крайне неразумно. Но показательно, что они запомнились мемуаристу как старорежимные погоны.

По-видимому, моряки-балтийцы чувствовали себя более «революционными» по сравнению с Черноморским флотом, где все остается по старому, где офицеры ходят в погонах, носят кортики и т. п. Эти аргументы использовали в своей пропаганде агитаторы-балтийцы, направлявшиеся в порты Черного моря. Они же, одетые по последней «моде» Балтийского флота, самим своим «революционным» видом бросали открытый вызов власти щеголевато одетых офицеров-черноморцев. Начальник штаба Черноморского флота вспоминал: «В начале июня в Севастополь прибыло несколько матросов Балтийского флота с „мандатами“ от Центрального комитета Балтийского флота. Вид у них был разбойничий — с лохматыми волосами, фуражками набекрень, — все они почему-то носили темные очки. Было ясно, что это большевистские агенты»[656]. В действительности не все делегаты-балтийцы были большевиками, но показательно, что партийная принадлежность «определялась» в то время на основе подобных внешних признаков.

Вопрос о форме одежды вновь возник при обсуждении проблемы кондукторов флота, которая появилась в повестке дня комиссии Н.В. Савича 27–30 апреля. Кондуктора российского флота комплектовались из сверхсрочников, их общая численность в 1917 г. составляла 5 815 человек. Отношения между ними и матросами срочной службы часто были весьма напряженными. Рядовые моряки именовали сверхсрочников «шкурами», их часто обвиняли, нередко не без оснований, в выполнении полицейских функций, хотя среди кондукторов было немало и квалифицированных технических специалистов различных флотских профессий. Неудивительно, что после Февраля многие матросы требовали ликвидации института кондукторов. В начале апреля Гельсингфорсский совет принял решение о ликвидации должностей и званий кондукторов и сверхсрочников[657].