Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года

Культ революции, ставший в 1917 г. фактически государственным культом, затем повлиял на формирование большевистской политической культуры советского периода. Революция рассматривалась как уникальное и эффективное средство разрешения всех проблем — экономических, социальных, политических, технических, моральных. Слово «революция» в советское время особенно часто использовалось и при создании новых «революционных» имен, уступая в этом отношении лишь имени Ленина[267].

Вера в Чудо политического, экономического и морального Воскресения страны и нации, обещанного революцией, стало важнейшим элементом массового политического (в действительности — политико-морально-религиозного) сознания. Отсутствие же этого Чуда «объяснялось» происками общего политического врага, упрощенный образ которого («внутренний немец», «враг народа», «буржуй») дьяволизировался. Российскую революцию 1917 г. часто сравнивают с революциями нового времени. Но не меньше оснований сравнивать ее с религиозными конфликтами, битвами за веру и крестовыми походами. В столкновениях такого рода возможность достижения компромиссов существенно ограничивается.

* * *

К началу Февральской революции в России существовала развитая система политических символов и ритуалов, созданная несколькими поколениями представителей революционного подполья. Эти ритуалы и символы были составной частью культуры социального и политического протеста, которая была усвоена различными слоями населения. В дни Февраля эти символы и ритуалы широко использовались для политической мобилизации и объединения, с их помощью стихийные вспышки протеста были преобразованы в массовое политическое протестное движение, охватившее столицу империи. Порой же образы политической культуры подполья, воспринимаемые буквально, служили прямым руководством к действию, непосредственно влияя на тактику демонстрантов и повстанцев.

В Феврале в борьбе со «старым режимом», с «темными силами» объединились представители самых разных политических взглядов, включая и часть сторонников монархии разного толка. Многие рядовые участники революции не думали, что результатом их действий будет свержение монархии, они и не желали этого, переворот нередко воспринимался первоначально как победа над коварными заговорщиками, предающими Россию, над «темными силами», над «немцем внутренним». Однако для судеб страны немалое значение имело то обстоятельство, что революция прошла под красными знаменами революционного подполья, а песни подполья стали гимнами революции. Монополия символов революционного подполья, впрочем, утвердилась не сразу, но «праздники революции», прошедшие по всей стране, фактически придавали им статус новых официальных символов.

В 1917 г. политическая революция переплеталась с революцией религиозной. В этих условиях революционные символы, язык революции проникали в жизнь Российской Православной церкви и активно использовались во внутрицерковных конфликтах противоборствующими группировками. Оборотной стороной политизации религиозной жизни стала особая сакрализация политики, сакрализация революционных символов. Для многих сторонников революции, придерживавшихся разных политических взглядов, они становились священными символами. Но в то же время и для противников революции политическая борьба, и в частности борьба с революционной символикой, также приобретала глубокий религиозный смысл. В то же время радикальная политическая позиция могла сочетаться с уважительным отношением к религии. Так, Совет «Кронштадтской республики», открыто бросивший вызов власти Временного правительства, поддерживал проведение религиозно-политических мероприятий.

II. ОТРИЦАНИЕ СТАРЫХ СИМВОЛОВ

Победа революции, установление «нового строя» описывались часто как крушение монархических символов, символов «ненавистного прошлого». На плакатах и карикатурах, картинах и знаменах часто изображались поверженные короны, сокрушенные орлы, сломленные скипетры.

Подобным образом рисует в своем стихотворении наступление новой жизни и моряк Балтийского флота, депутат Гельсингфорсского совета:

Развалились все короны,
Все романовские троны.
300-летний произвол
В ад кромешный перешел.
   Ордена, орлы и звезды,
   Черносотенные гнезды (!),
   Скипетр, мантия, булава
   И вся грязь и с грязью слава

[268].