Как она была хороша, как мила и красива, вот такая, расслабленная, освещенная солнцем. Так и хотелось протянуть руку, убрать резинку с волос, чтобы они рассыпались по плечам, чтобы в них запутались озорные лучики. Сколько было врожденной неспешной грации в ее движениях, сколько ласковой неги в прикосновении этих прохладных даже в жару рук.
Если бы не эта ее странная история, он, ни минуты не раздумывая, предложил бы ей стать его женой.
– А дочь? – помедлив, спросил Синан. – Вам так и не удалось ее найти?
Таня, глядя прямо перед собой, медленно покачала головой.
– Нет. Я пыталась… В больнице пересекаешься с разными людьми, бывают и представители, скажем так, городского дна. И каждый раз, когда была возможность, я пыталась расспросить этих пациентов, не знали ли они Тофика, не слышали ли чего-нибудь о преступной схеме, по которой в Турцию из России привозили детей на усыновление. Но я так ничего и не узнала.
– А почему вы не обратились к частному детективу? – спросил Синан.
К задней части шеи прилила кровь, и он порадовался, что не краснеет щеками, как мальчишка. Почему-то показалось, что Таня сейчас догадается о расследовании, которое затеял он сам.
Таня невесело усмехнулась.
– Синан, мне кажется, вы слишком хорошего представления о зарплате медсестер. Конечно, я не жалуюсь, на жизнь мне хватает. Но все же я одинокая женщина, сама оплачиваю жилье, другие расходы. На частного детектива у меня просто не было денег. Да и к тому же… – она помедлила, отвела глаза. – мне ведь никто не верил. А у меня совсем не осталось доказательств того, что Асенька действительно была. И иногда я уже сама начинала сомневаться… Может быть, я и правда повредилась рассудком? Может быть, все это мне привиделось?
В глазах Тани блеснули слезы. Синан готов был провалиться под землю от стыда. Выходило, что и он ничем не лучше тех людей, что не верили ей, заставляли сомневаться в собственной вменяемости. Как та сплетница-медсестра из больницы.
В конце концов, да какая разница, что из случившегося было правдой, а что только фантазиями? В том, что Таня не мошенница, не охотница за обеспеченным мужем, он уже не сомневался. Она сделала для него больше, чем кто бы то ни было в этой жизни, помогла справиться с адской мукой, поставила на ноги. И чем он ей за это отплатил? Затеял слежку? Нанял шпиона?
Синан твердо решил, что сегодня же позвонит детективу и все отменит. К черту! Пускай история Тани останется для него такой, какой она ему ее рассказала.
– Та-неч-ка, – с трудом выговаривая непривычные языку русские слоги, произнес он. – Умоляю вас, не плачьте. Я верю вам. Вам столько довелось пережить. И то, что при всем этом вы не сломались, не озлобились… Вы удивительная женщина.
Таня, всхлипнув, подалась к нему. Синан привлек ее к себе, в смятении чувствуя, как бьется в грудную клетку ее беспокойное сердце. Вдыхая нежный лавандовый запах, исходивший от ее волос. Слезы капнули на футболку и, казалось, прожгли ткань, оставили пламенеющие следы на коже.
– Та-неч-ка, – снова прошептал он, хмелея.
И, осмелев, почти уже решился прикоснуться губами к ее виску, как вдруг совсем рядом раздались шаги. Таня отпрянула от него, быстро отерла рукой глаза. Синан резко обернулся и увидел приближавшегося к дому Барклая. Мальчишка, бледный, поникший какой-то, ссутулившись, размашисто топал по дорожке.
– Привет, сынок! – окликнул его Синан.
Барклай глянул на него волком и промычал в ответ что-то неопределенное.
Синан и сам замечал, что в последние дни сын ходит какой-то подавленный, даже для своего подросткового возраста слишком мрачный. И как обычно, тревога в груди быстро сменилась глухим раздражением. Избалованный пацан, живет на всем готовом, а еще, глядите-ка, характер показывает. Страдания у него, ну надо же, какая тонкая душевная организация. Вот он, Синан, в его годы уже в военное училище поступал. И особого отношения к себе не требовал, точно знал, что он – мужик и со всем справится. А если не справится, значит, грош ему цена. А этот…
– Чего невеселый такой? – попытался задержать сына в саду он. – Случилось что?
– Не важно, – буркнул тот.
– Как же не важно? – Синан пытался говорить терпеливо, хотя и чувствовал, что начинает закипать. – Важно, раз спрашиваю. Ты мой сын, и если у тебя что-то не в порядке… В школе или…
– В школе все отлично. Оценки блестящие, – огрызнулся сын. – Тебя же только это интересует? Чтоб все было, как у людей? Чтоб сын не опозорил перед товарищами? Ну так я почти отличник, можешь гордиться. И отстань уже от меня наконец!
– Барклай, милый… – попыталась вступить Таня.
Но у Синана уже глаза заволокло красным.
– Да что ты такое несешь, избалованный щенок?
– То, что есть, – уже кричал в ответ Барклай. – У тебя тут, кажется, назревает роман? Ну так и занимайся им, а ко мне не цепляйся.
– Моя личная жизнь – не твое дело! – бушевал Синан.
– А моя – не твое!
Мальчишка, бледный, с прыгающими губами, вдруг развернулся и бегом бросился прочь. Вылетел за калитку и помчался по улице, сверкая белыми подошвами кроссовок.