Синан и Танечка

– Барклай приходится вам сыном? – продолжал полицейский.

– Да, это мой сын. А в чем дело? – осведомился Синан.

Что еще натворил этот строптивый мальчишка? В какие неприятности влез? И как ему теперь справляться с ним без Тани, которая имела на пацана хоть какое-то влияние.

– К сожалению, вынуждены вам сообщить, что ваш сын пытался покончить с собой, – произнес полицейский.

Глава 8

– Где он? Где мой сын? – взревел Синан, оказавшись в приемном покое больницы.

То ли от пережитого стресса, то ли от возвращения этих еще не успевших забыться запахов – лекарств, хлорки, безвкусного кондиционированного воздуха, ноги отказались ему подчиняться, и он едва успел ухватиться за спинку стула и рухнуть на него. Таня, оказавшаяся рядом, подхватила его, помогла устроиться на стуле и взяла на себя общение с медиками.

– Я прошу прощения, – обратилась она к дежурной медсестре. – Синан-бей только что узнал, что его сын пытался покончить с собой. Мальчика привезли сюда. Мы хотели бы узнать о его состоянии и увидеть его, если можно.

Медичка наклонилась к экрану компьютера, защелкала мышкой. А Синан, с трудом переводя дыхание, оглядывался по сторонам невидящими глазами. В голове было только одно: поскорее увидеть своего сына, прижать его к груди. Он так сердился на него, так злобствовал и едва не потерял… Даже не понял, что парень в таком состоянии… Это все его вина, конечно, его. Если бы только жива была его мать! А он, старый солдафон, ни черта не умел – ни воспитывать детей, ни строить отношения с женщинами.

Синан был безгранично благодарен Тане за то, что, услышав слова полицейского, она, казалось, сразу же забыла о том, что собиралась уйти. Внимательно выслушала его, задала все необходимые вопросы, пока сам он только хватался за сердце и пытался осмыслить происходящее. А после не пустила его за руль, настояла на вызове такси и поехала в больницу вместе с ним. Что бы он делал без нее?

Им уже известно было, что Барклай выбрал для своих целей крышу одного из зданий в районе Бейоглу. К сожалению, в этой части города было много заброшенных никем не охраняемых построек, куда регулярно пробирались жулики, наркоманы, бездомные и прочие асоциальные элементы. Одно из таких строений и присмотрел Барклай. По счастью, мальчишку, маячившего на краю, заметили из окон соседних домов, кто-то вызвал полицию. И Барклая удалось остановить, оттащить от роковой черты. Синан и подумать боялся о том, что случилось бы, если бы полицейские не успели или если бы переговоры с отчаявшимся пацаном прошли не так удачно.

– Вы не волнуйтесь так, – мягко заговорила с ним дежурная медсестра. – Я вот сейчас проверила по картотеке. С мальчиком все в порядке. Несколько синяков, ушибов – но это ерунда, заживет. Получил, когда полицейским в руки даваться не хотел. Сейчас ему сделали укол успокоительного, и он спит. Но я думаю, уже утром вы сможете забрать его домой. Конечно, ему придется некоторое время посещать психиатра…

– Я могу его увидеть? – хрипло перебил ее Синан.

– Можете, – кивнула медсестра. – Я провожу вас в его палату.

Барклай казался таким хрупким, таким беззащитным на больничной койке. Бледное, измученное лицо, резко выступающие скулы, длинные ресницы, слипшиеся, кажется, от слез. Он плакал, его бедный мальчик. Мучился. А отца хватало только на то, чтобы орать на него и постоянно что-то требовать. Синан осторожно опустился на стул возле кровати, взял в ладони руку сына – еще такую тонкую, по-подростковому нескладную, с чересчур крупной кистью и выступающей у запястья косточкой.

– Сынок… – прошептал он. – Прости меня. Будь каким хочешь, только будь, я тебя умоляю! Только не уходи. У меня ведь никого нет, кроме тебя.

Он прижал безжизненную ладонь к своему лицу и почувствовал, как к горлу подступают сухие истерические рыдания. Все тело его затряслось, плечи задрожали. Барклай дышал спокойно, пульс под пальцами Синана бился ровно. И он знал, что сделает все, что угодно, все, что в его силах, чтобы так продолжалось и дальше. Чтобы его дорогой мальчик жил и дышал.

В больничном коридоре тускло горели лампы под потолком. И от того все пространство заполнялось мертвенным желтоватым светом. Как он хорошо знал этот свет, сколько раз видел его под дверью палаты в те дни, когда думал, что с ним произошло самое страшное. Только теперь Синан понял, что угроза потери трудоспособности была и вполовину не так ужасна, как возможность того, что что-то случится с сыном. Да он бы остался парализованным навсегда, если бы только это гарантировало, что с Барклаем все будет в порядке.

Он прошел несколько шагов по коридору и сквозь стеклянную стену, отделявшую помещение для посетителей, увидел Таню. Она сидела на одном из белых металлических стульев, подперев подбородок кулаком, и смотрела в сторону. Это милое, усталое лицо, глаза, такие выразительные и переменчивые, добрые, чуткие руки. У Синана надсадно заболело в груди. Так хотелось, чтобы Таня, как прежде, оказалась подле него, успокоила все печали, утешила.