Синдикат грехов

Меня встретила подтянутая грудь, украшенная завораживающе красивыми традиционными татуировками якудзы. Кенджи был похож на человеческий гобелен, и я хотела впитать в себя каждую его частичку.

Жаль, что он мудак.

— Я так рад, что ты проснулась. Переживал, что не удастся повеселиться с тобой, — темные глаза, словно, выкачивали мою душу, а его улыбка была совершенно зловещей. Прежняя игривость исчезла. — Держу пари, из тебя так чудесно течет кровь, — сказал он.

Тепло скользнуло по моей коже.

Прямо под моей ключицей ощущалось предательское покалывание от острого лезвия, рассекающего кожу. Кровь выступила бисеринками вдоль пореза, прежде чем татуированный большой палец размазал красную жидкость по моей груди. Предвкушение запело в венах при виде того, как Кенджи обхватывает губами палец, облизывая его дочиста. По какой-то, блять, необъяснимой причине весь этот акт был для меня невероятно эротичным.

Боже, у меня проблемы.

— Хочешь поиграть? — он господствовал надо мной, голос сочился недобрыми намерениями.

Я проигнорировала влагу, скопившуюся внутри.

— Например, в какую? В Клуэдо[8]? — я наклонила голову, растягивая губы в усмешке. — Все просто. Эта сука убила его в комнате пыток ножкой от стула, — сладко ответила я, пытаясь оглядеться по сторонам.

Они держали меня в каком-то подвале. Кирпичные стены закрашены. Когда-то они, вероятно, были белыми, но теперь пожелтели и покрылись грязью. Помещение похоже на кладовку, с необычной флуоресцентной лампой, жужжащей наверху, и отсутствием окон и мебели. В воздухе чувствовался привкус плесени, но его перекрывал резкий запах пластика. Запах, вероятно, исходил от брезента, на котором стоял мой деревянный стул.

Отсутствие слива и едкий запах отбеливателя помогли успокоиться.

Они не убивали в этой комнате.

Но наблюдали. Мое внимание привлекла камера, установленная в верхнем углу. Кто-то заклеил лентой зеленый свет, чтобы лучше скрыть, но я сразу же заметила.

Кенджи искренне рассмеялся, и мое внимание вернулось к нему. Шансы на то, что он засмеется или ударит меня, были пятьдесят на пятьдесят. Однажды я видела, как он работает. Вот откуда я знала, что сейчас он не воспринимает все всерьез. Большое, блять, благословение для меня, потому что в своей работе он был страшным ублюдком.

Шоколадные радужки путешествовали по моему телу, кольцо цвета постепенно исчезало, чем дольше он смотрел. Неужели он так волновался из-за каждой жертвы, привязанной к стулу? Или я особенная?

— Я никогда не видел, чтобы женщина использовала разговоры об убийстве в качестве прелюдии, но мне нравится, — сказал он, проводя языком по губам.

— Тогда у тебя не было настоящей женщины, — бросила я в ответ, отслеживая его движение, когда он прошелся по комнате, прежде чем присесть передо мной на корточки, вертя лезвие между пальцами. Положение было таким, что я смотрела на него слегка сверху вниз, и от образов этой черной шевелюры между моих бедер у меня сжалась промежность.

Я в жопе. Я на 100 процентов в жопе.

— Что смешного? — спросил он, указывая на вырвавшийся смех, который я и не заметила.

Мои зубы впились в нижнюю губу, пока я размышляла, сказать ли ему правду.

Какого черта? Возможно, это мои последние минуты жизни. Я должна умереть со своей правдой. Ведь если ублюдки не убьют меня, это сделает мой дядя. Я видела его лицо на вечеринке. Он думал, что я виновата в сегодняшних событиях. Думал, что я предала его.

Теперь я слышала, будто наяву.

«Позорная тварина. Отродье предателя. Я знал, что ты также поступишь».

Я стряхнула с себя грубый шепот Доминика, пытаясь восстановить концентрацию.

— Кажется, что это похищение возбуждает меня, потому что я представляю, как твой язык погружается в мою киску, — я наклонилась вперед так сильно, как только позволяли наручники. — Отпусти меня, и давай поиграем, Кенджи.

Его ноздри раздулись.

Внезапно он оказался надо мной, заключив в клетку своим телом и заставив вытянуть шею, чтобы посмотреть на него снизу вверх. Мучительно медленно он опустил лицо, остановившись в дюйме.

— Кому ты отдала папку?

В воздухе повеяло медью, и боль пронзила губу, когда он прикусил ее — сильно — прежде чем соединить наши рты. Травка и металлический привкус крови покрывали мой язык, пока мы боролись за доминирование. Когда он отстранился, его грудь тяжело вздымалась, и я была так возбуждена, что заерзала на стуле, пытаясь найти хоть какое-то облегчение. Кенджи уловил движение и развел мои бедра в стороны.

— Ответь мне, Скар, — он подчеркивал каждое слово, крепче сжимая мои бедра, прежде чем провести языком по моей щеке, демонстрируя, насколько он талантлив. Похоть затуманила разум, и мне так сильно захотелось погладить его выпуклость.

Сосредоточься. Сосредоточься, черт возьми.