Внезапно малютка издала какой-то гортанный вой и резко повернулась ко мне. Ее взгляд ужаснул меня: зрачки превратились в две черные вертикальные щели, глаза сейчас не выражали ничего человеческого. Ручка Сяочжу взметнулась вверх, а в следующее мгновение обрушилась на мою руку. Пять ногтей, острых, как звериные когти, прочертили у меня на коже пять полос – они тут же покраснели. Я не успел опомниться и отклониться, как мою вторую руку украсили еще пять царапин: маленькая Сяочжу двигалась стремительно, как разъяренная кошка. Лишь поняв, что она вот-вот вцепится мне в глаза, я издал вопль, вскочил на ноги и в три прыжка очутился рядом с Сун Лимин.
– Сяочжу… сошла с ума!.. – проорал я, схватив китаянку за руку.
Сун Лимин в мгновение ока метнулась к девочке, мать Сяочжу побежала за ней. Они вдвоем подхватили бедняжку, внезапно обмякшую и без сил упавшую на землю. Я тоже устремился к бордюру, чтобы помочь им. Женщины уложили девочку на горячие каменные плиты, а я поставил у ее головы зонтик – защитить от солнечных лучей, бивших прямо в лицо. Мать Сяочжу выглядела расстроенной и подавленной, по ее щекам струились слезы. Но она нашла силы улыбнуться мне и тихо сказала:
– Что произошло с Сяочжу? – отрывисто спросила Сун Лимин, не отрываясь от своего занятия.
– Не знаю, – развел я руками. – Мы слушали музыку, все было хорошо, как вдруг она словно… в нее словно вселился злой дух. Не знаю, как это сказать… на несколько секунд она как будто превратилась в дикое животное – ягуара или пантеру, набросилась на меня и расцарапала обе руки. Смотри!
– Ого! – присвистнула китаянка, бегло взглянув на следы, оставленные Сяочжу. – Как бритвами полоснула, царапины вон какие глубокие! Удивительно, что крови совсем нет. Больно?
– Больно, – кивнул я. – Может, дезинфицировать чем-нибудь надо?
– Хорошо, – согласилась Сун Лимин. – Сейчас вернемся к нам, и я обработаю. Только помоги донести бедняжку до дома – они живут совсем рядом, в соседнем переулке.
Я кивнул и бережно поднял Сяочжу на руки, стараясь не морщиться: поврежденная кожа сильно саднила. По дороге Сун Лимин долго молчала, озабоченно глядя перед собой, а потом спросила:
– Ты что-нибудь говорил ей перед тем, как… перед тем как в нее «вселился злой дух»?
– Вроде что-то говорил, – ответил я, пожав плечами. – Кажется, твою вчерашнюю фразу: «Я люблю тебя, китайская девушка».
Несмотря на весь драматизм ситуации, Сун Лимин прыснула от смеха.
– Ты ходячее недоразумение, – сказала она, глядя на меня смеющимися глазами. – Обычно дамы иначе реагируют на такие слова.
– Ну очень смешно, – пробурчал я и обиженно шмыгнул носом…
***
Дома Сун Лимин тщательно промыла мои царапины водой, нанесла на них холодящую мазь и заклеила длинными полосами пластыря. Со словами «Ну вот и все, жить будешь долго и счастливо!» она ободряюще похлопала меня по плечу и отправила выполнять задание Ван Хунцзюня. Мы расстались у ворот дома и пошли в разные стороны.
Я в очередной раз окунулся в неизвестность: что, спрашивается, нужно делать и куда идти, чтобы ни с того ни с сего найти на дороге деньги? Попытался вспомнить, как это происходило на родине: иногда мне удавалось подобрать с земли монеты в десять или пятьдесят копеек, а если фортуна улыбалась, то и рубль, и пять, и даже десять. Бывало это, конечно, крайне редко, и всегда неожиданно: почему-то я бросал взгляд под ноги, а там – продукция Монетного двора! Воодушевленный находкой, я начинал упорно «выслеживать» деньги. Несколько дней подряд бродил с опущенной головой в надежде отыскать кошелек, набитый долларами или хотя бы рублями. Как правило, в эти периоды усиленных поисков исчезали даже презираемые всеми копеечные монеты. В конце концов, я пришел к выводу, что в этом деле важны случайность и эффект неожиданности, а целенаправленная охота на «деньги с неба» ни к чему не приведет. Только как мне
Я вышел на улицу, где жил Учитель, и принялся изучать деревянные картины и кирпичные орнаменты на фасадах домов. При этом старательно гнал мысли о деньгах и с презрением отводил взгляд от земли: дескать, мне вовсе не интересно, лежат там предназначенные для меня юани или нет. Вдоволь налюбовавшись резными панно с изображениями музыкантов, писцов и слуг, я заскучал и пошел по руслу длинного ручья, гадая, куда он выведет.
Ручей привел в короткий переулок с полуразрушенными зданиями, когда-то красивыми, а теперь почерневшими от древности и заросшими сорной травой. Разглядывая все еще впечатляющие черепичные крыши, я, разумеется, не удерживался и то и дело бросал взгляд под ноги: а вдруг между щербатыми плитами притаилась монетка? Опомнившись, ругал себя за слабость и подавлял алчные мысли созерцанием синих далей.