К о с т я. Трудная? В очереди постояли — вот и все, что знаете. А когда город горит и с детишками под бомбами в степь бегут — это знаете?
Л ю б а. Под бомбами не были, но тоже понимаем, что такое война.
В а с и л и й И в а н о в и ч. А все ж таки стыдно смотреть, из-за чего ссорятся.
Л ю б а
В а с и л и й И в а н о в и ч. Ей бы мужа другого, Любовь Никитична.
Л ю б а. С вашей мужской точки зрения, может, правда. А она, коли хотите знать, о подарке кричит от самолюбия своего, ни от чего больше. Она мужем своим гордиться желает! Такие вот, как Алексей, мужчины наши, которые остались и не пошли на войну, да жены их, — думаете, мало таких, — они за десятерых работают, себя не жалеют, ни на какие трудности не жалуются. А вы с какой стороны на них смотрите, что видите?
В а с и л и й И в а н о в и ч. Мы не про них. Мы не женщинами, а бабьем возмущаемся.
Л ю б а. Бабьем! А что было бы с детишками вашими, кабы не стало этого бабья? Я про себя скажу: мне легко. У меня один Витюшка да Настенька. А вот хотя бы Зинаиду Гурилеву возьмите, вон там живет. Она голосиста, Елизавета рядом с ней тихоня. Так на ней пятеро висят, мал мала меньше. И все сытые, чистенькие, и в доме порядок — глаз радуется. А ведь это же геройство — семью, детей уберечь. Думаете, не ради них кровь проливают? А для чего, как не ради них? Как не ради того, чтобы нашим детям счастье? А вы — «в свое корыто уткнулись, не видят ничего».
В а с и л и й И в а н о в и ч. Понял?
К о с т я. Понял то, что нет у меня больше сил из-за этих вот палок сидеть без дела.
Н а с т е н ь к а. Не ходите далеко, вам же трудно!
К о с т я. А вам не трудно каждый день после школы за пять километров в колхоз бегать и обратно?
Н а с т е н ь к а. Так я ж здоровая. И вся школа так. Людей-то сейчас мало. А потом — практика. Так я, может, агрономом буду.
К о с т я. Зато у меня чересчур хватает.
Л ю б а. Простите, что раскричалась я. Может, несправедливо.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Все правда, что сказали, Люба.
Л ю б а. Разволновалась. И с отцом разговор был.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Разговор? Об чем?
Л ю б а. Да так. Дела разные.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Это за что же?
Л ю б а. Много за что.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Что вы, Любовь Никитична.
Л ю б а
В а с и л и й И в а н о в и ч. Не могу видеть, когда дерево неухоженное стоит. А вишня у вас плохая.
Л ю б а. Хозяйка плохая.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Неправда, хорошая хозяйка. Да только, когда мужик в доме, сразу все по-другому идет.
Л ю б а. Верно. Бабе заступа нужна, — по себе знаю. Сколько лет одна. Ой, что я… Тоже еще разговор начали!..
В а с и л и й И в а н о в и ч. Отстоится денек, и будет видно. У вас тут вода близкая. А хоть бы и глубже? Для меня эта работа — счастье. Я скажу, до чего человек к своему делу привязан.
Л ю б а. Вернетесь вы к своему делу, уверена я.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Вы знаете, вернусь, да не тот. Ходишь и думаешь, а рассказать даже вам нельзя.
Л ю б а. Говорили один раз. Больше не будем.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Молчу. Давно сказали мне, чтобы — не забывал, помнил.
Л ю б а. Разве можно сейчас не помнить? До хутора вашего, до Михайловского, — далеко. И что там — неизвестно. И страшно об этом думать. А не думать нельзя. И вам, и мне.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Всегда об этом говорите.
Л ю б а. А иначе как? А если бы не так вела себя — что ж, хорошо было бы? Разве хорошо?
В а с и л и й И в а н о в и ч. А так — хорошо?
Л ю б а. Не смейте говорить. У вас дочка, жена! Семья, семья ваша. Где они, представляете? Да ведь это и мне по лицу! И мне!.. Как можно… У вас волосы седые на висках. Сколько горя-то человеческого видели…
В а с и л и й И в а н о в и ч. Говорите так, будто не лежит это камнем и у меня на сердце…