Ант и Чагар – оба в медвежьих шубах и валяных теплых сапогах – сидели в санках, борясь с дремотой. Путь они проделали немалый, и в самый короткий срок. Ант спешил, и Чагару приходилось урезать отдых оленям на каждой пропышке[90]. Хорошо еще, что не было пурги и ехать приходилось не по целине... Под утро копыта упряжки застучали как–то особенно звонко, и Ант понял, что они выехали на реку. Отсюда до А–бу, где стоял дворец Ли Лина, оставалось уже немного...
В хуннуском становище, несмотря на ранний час, уже горели костры – степняки всегда встают до солнца. Вокруг лагеря бродили кони, добывая себе из-под наста прошлогоднюю траву.
«Посмотрим, что станут делать хунну, когда лягут настоящие снега», – не без злорадства подумал Ант.
Возле избы Ли Лина он скинул с плеч шубу и сказал Чагару:
- Ступай к нашим. Поспи. Будешь нужен, позову.
По невысокому крыльцу Ант поднялся к порогу и толкнул мерзлую дверь. Наместник сидел за столом и что–то писал. Он, видимо, еще не ложился. В избе было чадно от светильного жира, пахло мездрой и смольем.
- Простите, князь, что потревожил вас так рано, – заговорил Ант, снимая рукавицы и шапку. – Но я увидел свет в вашем окне...
- Рад тебя видеть, асо. Проходи и садись вот сюда, поближе к теплу.
- Я лучше постою – затекли ноги. – Ант помолчал, не зная с чего начать, затем в упор спросил: – О каких податях говорил ваш посыльный? Ведь шаньюй обязал меня платить дань только оружием.
- Не только, асо, не только. – Ли Лин поднялся и неслышными шагами прошел к стене, возле которой стояла резная кипарисовая шкатулка. Потом он вернулся и протянул Анту кусок замши: – Я получил это перед самым отъездом. Читай вот здесь.
- «Повелеваю также, – вслух прочел Ант указанную строчку, – собрать к весне с покоренных динлинов сто гинов золота, триста гинов серебра и четыре тысячи шкурок черного соболя...»
Внизу была оттиснута печать шаньюя.
- Выходит, он обманул меня?! – Ант в бешенстве швырнул кожаный лоскут на пол и наступил на него ногой.
Ли Лин сочувственно пошевелил губами:
- Я думаю, асо, у шаньюя не было другого выхода. Если бы он сказал тебе об этом заранее, ты бы не принял титула и отказался поехать на родину...
Умные глаза наместника смотрели печально, и под этим взглядом Анту стало досадно за свою несдержанность.
«Что толку, – подумал он, – топтать кусок кожи. Ведь ты догадывался, что шаньюй рано или поздно затянет аркан на твоей шее. Он знает: народ будет возмущен поборами и это возмущение обернется против тебя, асо. И тогда ты, удерживая власть, позовешь на помощь хунну...»
Словно подслушав мысли Анта, Ли Лин сказал:
- Расчет шаньюя прост. Он поставил тебя перед выбором: либо ты будешь верен ему, либо объявишь войну. В первом случае он поддержит тебя, и ты останешься вождем, но тебя возненавидит народ; во втором случае тебе придется иметь дело со стотысячной армией шаньюя, как только откроются перевалы. А к войне ты не готов, и хунну это знают не хуже тебя. Шаньюй назначит на твое место другого человека. В стране вспыхнет междоусобица. Так во все времена поступали китайские императоры, и тогда начиналось самое страшное – братоубийственная война!
- Среди моего народа не найдется предателя!
- Ты молод, асо, и плохо знаешь мир, – с мягкой улыбкой возразил наместник. – Я очень высокого мнения о твоих соплеменниках, но и среди них найдутся люди честолюбивые и завистливые. Ты знатен и довольно образован в сравнении с окружающими. А человека, который выше своих соплеменников, всегда ненавидят. Запомни это, асо.
- Что же вы посоветуете делать? – спросил Ант, начиная понимать, куда клонит наместник.
Ли Лин неторопливо принес запечатанный кувшин вина и налил две фарфоровые чаши. Густое рубиновое вино пахло имбирем.
- Что делать? – переспросил наместник, осушив чашу. – То же, что делают десятки других народов, покоренных хунну. Они ждут.
- Ждут чего?
- Самые великие царства не вечны, асо. Они как люди: рождаются, мужают, дряхлеют и наконец умирают. «Любая жизнь – ночлег в чужом краю и долголетнем с камнем не сравнится». Так сказал один поэт. – Джуки–князь вновь налил себе вина. – Уметь ждать, чтобы уцелела голова, важное умение, асо. Об этом мне говорил мой друг Сыма Цянь. И, как видишь, мы оба дождались: он стал чжуншулином, а я наместником в этой холодной северной стране. – Ли Лин скрипнул зубами и продолжал: – Мы потеряли честь, но сберегли головы, асо, а вот ты свою не бережешь. Ты знаешь, кто такой Этрук?
- Впервые слышу.
- Этрук – это «око шаньюя». Он поставлен следить за всеми нами, в том числе и за Ой-Барсом. Этрук – родственник Ильменгира, а вы ему переломали кости. Он еле добрался сюда и теперь лежит, и охает...
- Это тот хунну, который приезжал к оружейникам? – хмуро спросил Ант. – Он сам во всем виноват.
Ли Лин опять опрокинул чашу и кивнул:
- Конечно, сам виноват, асо. Мне это напоминает одну притчу. Хочешь расскажу?
Ант пожал плечами.